Опасные видения - Коллектив авторов

у них сплелись ресницы. Позже, за разговором в кают-компании, держа ее за обе руки, он повернулся и обнаружил, что в дверях стоит Воридин. В один шаг тот оказался рядом с ними и прижал обоих к себе. Никто не сказал ни слова. О чем тут было говорить?

– Я много беседовал с Воридином, – сказал Чарли Бакс Мастеру Архива. – Никогда еще не встречал человека, который настолько уверен в себе, в том, что хочет, что любит, во что верит. Первое же, что он спросил, когда я заговорил о торговле, – «Зачем?» Мне за всю свою жизнь и в голову не приходило задать такой вопрос о торговле. И я, и кто угодно просто торгуем, где можем, чтобы заработать побольше. «Зачем?» – интересовался он. Я вспомнил о драгоценных камнях в обмен на хлам в трюме, о чистом ниобии по цене марганца. Один назовет это невежеством, другой – удачной сделкой и выгадает все, что сможет: стеклянные бусы за слоновую кость. Но культуры торговали и по религиозным, и по этическим причинам – всегда давай больше, чем получаешь в оплату. А может, они там просто богатые. Может, на Вексвельте столько всего, что им ничего не нужно, кроме – ну, как он сам и сказал: схемы, посмотреть конструкцию «иногда лучше нашей, иногда – нет». И – я спросил в лоб.

Он ответил долгим взглядом, стоять перед которым на четырех футах… – тонуть в невозможно голубых озерах глаз Тамбы, но берегись, не вспоминай об этом, когда говоришь с этим стариканом, – …все равно что замереть для рентгеновского снимка. И наконец произнес:

– Да, пожалуй, мы богаты. Мы мало в чем нуждаемся.

Я ответил, что он все равно может ставить цены намного выше. Воридин только усмехнулся и покачал головой:

– За то, что получаешь, надо платить. А если «торговаться», как ты это называешь, в конце ты получишь больше, чем имел в начале; ты не заплатил. Это противоестественно, когда малое количество энергии дает большое, это противоречит законам экологии и энтропии. – Потом он прибавил: – Ты меня не понимаешь.

Я не понял и не понимаю до сих пор.

– Продолжайте.

На темной стороне летской луны у них есть собственная Ложа Хода, а на орбите Вексвельта ходит их собственный Маяк. Я же говорил – я всегда думал, будто планета недалеко от Леты; ну, я ошибался.

– Вот этого не понимаю я. Ложи и Маяки – общественные, для всех. Вы говорите – полет до Ложи занял два дня. Почему же он не отправился из космопорта Леты?

– Чего не знаю, того не знаю, сэр. Э-э…

– Ну?

– Да просто что-то вспомнилось то пьяное быдло, которое разжигало пламя под кораблем.

– Ах да. Пожалуй, лунная Ложа – все-таки мудрая предосторожность. Я всегда знал – и вы даете это понять недвусмысленно, – что этот народ не пользуется популярностью. Ну хорошо; вот вы совершили прыжок.

– Мы совершили прыжок.

На миг Чарли замолк, переживая каждую давящую секунду откровения, когда черный, припорошенный белой пылью космос и булыжник луны мигом пропали, сменившись на пурпурный нимб над дугой горизонта – мраморно-зеленого, и золотого, и серебристого, и начищенно-голубого, с хромовым бликом моря на плече планеты.

– Наготове ждал буксир, и мы опустились без происшествий.

Космопорт в сравнении с летским был крошечный – восемь-десять доков, под палубой ниже их – склады, вокруг – зоны пассажиров и персонала.

– И никаких формальностей – наверное, маловато рейсов, чтобы они действительно требовались.

– Уж точно маловато чужестранцев, – самодовольно заметил старик.

– Мы высадились на палубе и вышли. – Первой вышла Тамба. Светило солнце, дул теплый ветер, и если и была заметная разница между гравитацией здесь и на Террату, то ноги Чарли ее не заметили. Но вот воздух отличался сильно. Он и не знал, что воздух бывает такой чистый, такой пьянящий, такой ясный – если только в кусачем холоде, а здесь было тепло. Тамба стояла рядом с бесшумным, едущим наверх эскалатором, глядя по-над холмами на самую живописную горную гряду, что Чарли видел в жизни, здесь было все, что нужно горе как на картинке: гладкие и яркие высоты, косматые леса, серые, бурые и охровые утесы, крахмально-белая снежная шапка, что сушится на солнце. Позади расстилалась широкая равнина, окаймленная с одной стороны рекой, а с другой – подножиями холмов, а затем – морем, с широким золотым пляжем, что обнимал любящей рукой зеленое плечо океана. Когда Чарли подошел к задумчивой девушке, теплый ветер изогнулся вокруг них и посмеялся, ее короткая накидка заструилась с плеч, словно дым, и опала на ней вновь. От этого на секунду остановились его шаг, и дыхание, и сердце – так щемил этот вид. А приблизившись к ней, глядящей на людей внизу – поднимающихся по одному эскалатору и опускающихся по другому, – он понял, что здесь у одежды есть только два правила: легкость и красота. Мужчины, женщины и дети – все носили, что желали, ленты или балахоны, клоги, диадемы, камербанды или килты, или кольца, или шарфы, или вовсе ничего. Он вспомнил замечательную строчку мудреца времен до сверхновой, по имени Рудофски, и пробормотал ее вслух: «Скромность – не столь простая добродетель, как честность». Она обернулась к нему и улыбнулась – подумала, что это его мысль. Он улыбнулся в ответ и не стал ее разубеждать.

– Ты не против подождать? Скоро подойдет отец – и мы отправляемся. Ты будешь жить с нами. Тебя это устраивает?

Против ли он. Подождет ли он здесь, окруженный оглушающими красками гор, адажио моря. Устраивает ли его это.

Не было ни единого слова, ни единого жеста или способа выразить ответ, кроме как вскинуть сжатые кулаки как можно выше и закричать во все горло, а потом удариться в смех и в слезы.

Воридин, уже сверив грузовые манифесты, подошел раньше, чем Чарли закончил. Чарли встретился глазами с девушкой, та улыбнулась ему и взяла его за руку обеими ладонями, поглаживая, и он все смеялся и смеялся.

– Выпил слишком много Вексвельта за раз, – сказала она Воридину. Тот положил Чарли на плечо большую теплую ладонь и смеялся вместе с ним. Когда Чарли наконец отдышался и утер влагу из глаз, Тамба сказала:

– Вон куда мы отправляемся.

– Куда?

Она показала, очень точно. Из веселой мешанины сияющей зелени манили три стройных темных дерева наподобие платанов.

– Те три дерева.

– Я не вижу дома…

Вордин и Тамба рассмеялись в унисон – это им понравилось.

– Идем.

– Мы же собирались подождать…

– Ждать больше не нужно. Идем.

– Дом всего в паре