Опасные видения - Коллектив авторов

Древний философ Платон, из эпохи до сверхновой, рассказывает о первом человеке – четвероногом, о двух половых органах. И однажды страшной ночью в буре, порожденной силами зла, всех людей разорвало надвое; и с тех пор одна половинка искала другую. Любые два человека противоположных полов могут сложиться во что-то целое, но обычно это неполноценно. Зато когда человек находит свою истинную вторую половинку, уже ни одна сила в мире не разделит их, не разведет. Так и случилось в ту ночь, начавшись настолько глубоко во сне, что потом ни он, ни она не могли вспомнить когда. Произошедшее для обоих было чем-то новым – и навсегда. И в основе лежало принятие, и Чарли Бакс, чтобы его не судили, перестал судить сам, а начал учиться жизни вокруг. И жизнь вокруг почти ничего не скрывала. Дети спали, где хотели. Их сексуальные игры казались не намного более энергичными или частыми, чем любые другие, – и такими же неприкрытыми. О сексе здесь говорили намного меньше, чем Чарли слышал в любом обществе любого возраста. Он продолжал усердно трудиться, но уже не закрывал глаза. Он увидел многое, чего не позволял себе увидеть прежде, и, к своему удивлению, обнаружил, что это не конец света.

Но его еще ждал один очень, очень неприятный сюрприз. Иногда он спал в комнате у Тинг, иногда она – у него. Однажды рано утром он проснулся один, вспоминая что-то неуловимое из своей работы, встал и пошлепал босым к ней. Только когда уже было слишком поздно, он понял, что означало услышанное пение: и только намного позже смог осмыслить свою ярость из-за того, что эта особая песня предназначена не ему одному. Он оказался в комнате Тинг раньше, чем опомнился, и затем снова за дверью – дрожащий, ослепленный.

Воридин нашел его на сырой земле под ивой, в зеленой лощине. (Он так и не узнал, как это удалось Воридину – да и как он сам туда попал.) Он таращился прямо перед собой, причем настолько долго, что глаза уже пересохли, а боль стала приносить удовольствие. Он так впивался пальцами в землю, что они погрузились по запястья. Три ногтя выгнулись и сломались, а он все давил.

Сначала Воридин ничего не говорил, а просто сел рядом. Выждал достаточно и тихо позвал его по имени, Чарли не двинул и мускулом. Тогда Воридин положил руку ему на плечо – и результат был удивительным. Внешне Чарли Бакс не сдвинулся, не считая связок горла и желваков, но от первого же прикосновения руки вексвельтца его стошнило. И сильно. Промокнув и трепеща с головы до пят, с пересохшими и вытаращенными глазами, Чарли по-прежнему сидел неподвижно. Воридин, понимавший, что случилось, а то и ожидавший этого, тоже оставался на месте, не снимая руку с его плеча.

– Говори! – гаркнул он.

Чарли Бакс развернулся к здоровяку. Зажмурился, моргнул и моргнул опять. Сплюнул изо рта кислое, и губы скривились и задрожали.

– Говори, – повторил Воридин тише, но настойчиво, потому что знал, что Чарли не может держать это в себе, но вместо того, чтобы выговориться, выблевался. – Говори.

– Т-ты… – Чарли снова сплюнул. – Ты, – прохрипел он. – Ты… ее отец! – закричал он и в долю секунды стал дервишем, ветряной мельницей, двойным цепом, завывающей росомахой. Руки в кровавой грязи настолько перестали слушаться из-за выплескивающейся ярости, что так и не сложились в кулаки. Воридин ссутулился, не сходя с места, и вытерпел все. Не старался защищаться, не считая точных движений головы, чтобы спасти глаза. Все, что причинят удары, исцелится, но Чарли Бакс, если не выплеснет все, не исцелится никогда. Длилось это долго: что-то внутри Чарли не выказывало, а то и не знало устали. Исчерпав последние силы, рухнул он мгновенно и окончательно. Воридин, покряхтывая, сел, с трудом поднялся на ноги, склонился, капая кровью, над лежащим без сознания терранцем, взял его на руки и мягко перенес в дом.

Со временем Воридин объяснил все. И времени понадобилось много, потому что поначалу Чарли не слушал ничего и ни от кого, потом – ничего от Воридина и только потом – в небольших порциях. Вот суть их полусотни бесед:

– Какой-то неизвестный древний однажды написал, – говорил Воридин, – «к беде ведет не то, чего не знаешь, а то, что ты знаешь неправду». Ответь мне на несколько вопросов. Отвечай не задумываясь. (А это уже глупо. Вне Вексвельта никто не может не задумываться об инцесте. Говорят об этом много и быстро, – но только не задумываются.) Я спрашиваю – ты отвечаешь. У скольких двуполых видов – птиц, зверей, рыб и насекомых – есть табу на инцест?

– Я и не знаю. Не помню, чтобы об этом читал, но кто об этом будет писать? Я бы сказал – у многих. Это же естественно.

– Ошибка. На самом деле ошибка двойная. Патент этого табу есть только у гомо сапиенса, Чарли, – из конца в конец всей вселенной только у человека. Вторая ошибка: это не естественно. Никогда не было и не будет естественным.

– Вопрос терминологии, нет? Лично я бы назвал это естественным. Это же само собой понятно. Этому не надо учиться.

– Ошибка. Этому приходится учится. Могу это доказать, но не буду торопиться – ты и сам сможешь посидеть в библиотеке. Давай пока это просто допустим.

– Допустим.

– Спасибо. Как думаешь, какой процент людей испытывает сексуальное влечение к братьям или сестрам?

– О каком возрасте речь?

– Неважно.

– Но сексуальное влечение начинается только с определенного возраста, нет?

– Неужели? И что это, по-твоему, за возраст, в среднем?

– Ну… в зависимости от чело… но ты же сказал «в среднем», да? Допустим, восемь лет. Может, девять.

– Ошибка. Дождись, когда у тебя будут собственные дети, и сам узнаешь. Я бы сказал – две-три минуты. И готов спорить, что это существует и раньше. На целые недели.

– Не верю!

– Я знаю, что не веришь, – сказал Воридин. – Дела это не меняет. Ну а к родителю противоположного пола?

– Тут нужно дождаться той стадии сознания, на которой человек уже понимает разницу.

– Ну-у-у… это не такая уж ошибка, – сказал Воридин, но без насмешки. – Только ты удивишься, как рано начинается и это. Люди чувствуют разницу задолго до того, как ее различают. Несколько дней, неделя.

– Я и не знал.

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Теперь забудем обо всем, что ты здесь видел. Сделаем вид, что