Зловещие топи - Виолетта Орлова

– Не извиняйтесь, с кем не бывает, – добродушно произнес осанистый господин в потускневшем пыльном халате. Глаза его были ярко подведены углем. – Меня зовут Чибис, это мое сценическое прозвище, запоминайте так. Хайсам вас отрекомендовал как отличного актера, так что премного рад с вами познакомиться, Тахир. Уверен, ваше появление прославит труппу!

–Д-да, надеюсь, – неуверенно пробормотал Артур, пожимая руку господину Чибису.

– А я – ваша уважаемая матушка, госпожа Амброзия! – воскликнула полная женщина и заключила юношу в крепкие объятия. – Рада, что блудный сын, наконец, вернулся.

– А я – Измаир, продавец овощей, – высокомерно заявил худощавый юноша с нервно трясущимся кадыком. – И руку тебе подавать не стану!

Артур удивленно покосился на парня.

– Надеюсь, ты задержишься здесь не дольше, чем Рахмед! – наглым тоном продолжил задира.

– Кто такой Рахмед? – невозмутимо поинтересовался Артур.

– Играл Гамаила до тебя. Только это несчастливая роль, обычно долго с ней не задерживаются, – фыркнул Измаир. – Думаю, и тебя очень быстро выставят за порог.

– Измаир! – с укором воскликнул Хайсам. – Зачем ты так разговариваешь с новичком?

– А что он себе позволяет? В первый же день заставил нас всех ждать, да еще и смотрит на меня так дерзко… Я бы его вздул, чтоб не задавался, да только не хочу руки марать.

– Прошу извинить его! – произнесла Оланечка примирительно. – Измаир влюблен в меня по пьесе, но, как я подозреваю, и по жизни тоже. Порою он бывает невыносимым, но ты его не слушай. И, конечно, ты куда лучше и красивее Рахмеда, я-то уж в этом разбираюсь.

Забавно, но в профиль славная беруанская актриса чем-то смахивала на овцу, и если убрать из ее имени несколько букв и добавить одну, так и получалось – Овечка. Именно эта бестолковая мысль пришла Артуру в голову, когда он смотрел на ее восторженное лицо и мелкие кудряшки, украшавшие ее чуть вытянутую голову. Но он, конечно же, благоразумно не озвучил своих неуместных сравнений вслух.

Шестым человеком, с которым Артуру предстояло познакомиться, был не то парень, не то девчонка. Возраст существа быль столь же слабо различим. Все его лицо было изборождено крупными фурункулами, что еще больше затрудняло определение его принадлежности к какому-либо полу, а безразмерные штаны и халат и вовсе сбивали с толку.

– Привет! А я, пожалуй, подам тебе руку, не побрезгую! – нагловато и совсем по-мальчишески воскликнуло загадочное существо, а потом добавило нежным девичьим голоском. – Ты и вправду куда лучше подходишь на роль Гамаила. Меня зовут Иса. Или Ис.

Артур пожал руку девочке, однако спустя секунду она совершенно по-пацански обтерла ладони о штанины и сплюнула на пол. Артур постеснялся уточнять, но, наверное, перед ним находился все-таки мальчик.

– Ис – это наше чадо, феноменальный ребенок. Делает такие трюки, что обзавидуешься, – умиленно проговорила госпожа Амброзия, с любовью глядя на дитя-феномена. Впрочем, дитя ничуть не умилилось этим трогательным словам, а вновь смачно сплюнуло на сцену.

Среди актеров были также два брата-близнеца – Амбрек и Качапурек, игравшие разбойников. Их смуглые армутские лица были так похожи, а имена столь созвучны, что Артур не мог к ним обращаться без риска перепутать. Девятым человеком оказался господин Шитар, который, как потом выяснилось, по пьесе пленял Артура.

Десятым членом труппы был сам Хайсам. Он тоже играл стражника, но помимо этого еще и руководил репетициями.

В целом, актеры обрадовались вновь прибывшему, ибо надеялись, что тот принесет театру славу. Но вот сам Артур на это надеяться не смел, ибо не имел склонности преувеличивать свои скромные возможности.

Итак, началась репетиция. Здесь у актеров произошло первое разочарование, ибо выяснилось, что новенький совершенно не знает своих слов. Пришлось ему потратить какое-то время на то, чтобы вкратце с ними ознакомиться. К огромному сожалению Артура, текст был таким глупым и примитивным, что целиком он все никак не укладывался у него в голове. Какое-то банальное любовное бормотание, потом слезы, вновь признания в любви, совершенно надуманные страдания, ревность… В конце главный герой попадал в руки стражников, после чего следовала невероятно душещипательная сцена, когда он слезно умолял своих надзирателей отпустить его на свободу к любимой. Пьеса оказалась такого отвратительного содержания, что как бы ни старался Артур запомнить хоть что-то, перед его глазами лишь бестолково всплывали ничего не значащие слова и междометия, не объединенные друг с другом никакой глубокой идеей, либо же мыслью.

– Мне не терпится поскорее начать! – воскликнула Оланечка, прервав бессмысленные попытки Артура заучить слова.

– Давайте сперва попросим новичка что-нибудь сделать… Например, признайтесь в любви вашей прекрасной напарнице! – предложил осанистый господин Чибис. При этих словах дитя-феномен неприлично прыснуло со смеху, встало на руки и в таком положении дурашливо прошлось по сцене. Халат его распахнулся, а под ним оказалась роба, такая же безразмерная и угловатая, как и вся прочая его одежда. Но Оланечке идея господина Чибиса ужасно понравилась. Она порывисто подошла к Артуру, зардевшемуся от смущения, и взволнованно посмотрела ему в глаза.

– Признайся же, мой дорогой Гамаил!

– Гм-м…– беспомощно протянул Артур, ужасно робея. Он с трудом представлял, чтобы такие важные слова произносились понарошку, не всерьез. И потом, одно дело – признаваться в любви Диане, и совсем другое…

– М-можно, я начну с чего-нибудь другого? Мне непривычно так сразу… – пролепетал он, вызвав тем самым у остальных легкое недоумение. Как это непривычно? Талантливый актер должен уметь начинать игру в любой момент, и потом, разве это такое уж сложное дело – признаться даме своего сердца в любви?

Что ж. Они начали с другого. Но в ходе репетиции выявилось еще одно весьма досадное недоразумение. Оказалось, что столь расхваленный и подающий надежды актер, помимо красивой внешности, не обладает решительно никакими качествами, способными привлечь зрителя. Артур был совершенно деревянным, даже во время общения со своей уважаемой матушкой природная грация его словно бы улетучилась, и он бестолково перемещался по сцене, будто мул, потерявший хозяина. Вдобавок он постоянно путал слова, из-за чего невпопад краснел и смущался, когда того совершенно не требовала ситуация. В самые трагичные моменты пьесы, напротив, ему было ужасно смешно, и он все никак не мог с собой совладать: восторженная девица, его напарница, все-таки столь походила на овцу, что он ни о чем другом и думать не мог. Особенно когда она так серьезно смотрела на него, томно закатывала свои круглые глаза и немного приоткрывала рот. Казалось, вот-вот – и блистательная актриса вместо членораздельных слов издаст блеяние и начнет жевать траву.

Когда наступила спасительная передышка в виде