Железное Сердце - Станислав Дарков

лица человека — или чудовища — не осталось ничего. Но кто наносил эти удары? Я? Или нечто, что я впустил в себя? Что использовало мою боль, мою память, мою ненависть, чтобы раскрыться во мне, как цветок из дыма?

Можно ли вернуться назад? После того, что я сделал? После того, каким я стал?

Тишина, окутавшая катакомбы, была не спасительной. Она была липкой. Она впитала в себя все крики, удары, слёзы и ярость. Она не отпускала, разбрасываясь беззвучным смехом.

Я стоял среди трупов. Камни под ногами были влажными от крови. Воздух всё ещё отдавал гарью и металлом.

Я не боялся умереть, мне не впервой. Но впервые я по-настоящему испугался того, кем могу стать. Если снова позволю себе сорваться с цепи.

Вест пришла в себя первой. Медленно, как человек, вернувшийся из глубины кошмара, она подняла голову. Руки всё ещё дрожали, но дыхание стало ровнее. Я тоже чувствовал, как злость отступает, оставляя после себя выжженную пустоту. С каждым вдохом тьма угасала, возвращая мне контроль.

— Как ты? — спросил Лорен, подходя ближе. Юна стояла рядом, её взгляд был тревожным, но она держалась.

— Всё хорошо, — ответил я, отводя взгляд. — Но времени у нас почти не осталось.

Я направился к Вест. Хотел спросить, как она, протянуть руку, вернуть хоть крупицу прежнего порядка. Но она резко вскинула голову и отшатнулась.

— Не трогай меня! — выдохнула она. — Я не собираюсь здесь оставаться. Не с тобой. Не с этим всем.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и побежала — вперёд, в темноту. Видимо, забыв, с какой стороны мы пришли, Вест просто рванула вперёд по единственному открывшемуся проходу.

— Вест! — окликнул я. — Остановись!

Но она не слышала. Или не хотела слышать. Я бросился за ней. Юна и Лорен — следом. Мы неслись по узкому ходу, факелы плясали в руках. Прошло всего десять секунд — короткий рывок, несколько поворотов — и впереди раздался вскрик. Резкий, короткий. Затем — глухой звук тела, упавшего на камень.

Мы остановились.

Никто не говорил ни слова. Только тяжёлое дыхание. Вест… её больше не было.

Сбоку, откуда уходил боковой проход, показался свет. Кто-то нёс факел. В полумраке появился силуэт — человек в маске, его одежда была заляпана кровью. Он двигался спокойно, без угрозы. В руке не было оружия.

— Оракул просит прощения за случившееся, — сказал масочник, голос его был глухим и странно вежливым. — Он ожидал, что ты придёшь один. Не с Инквизицией. Их гибель… была ошибкой. Более никакой угрозы нет. Вы можете пройти.

Я посмотрел на Юну. На Лорена. Они молчали, но взгляд говорили за них. Подозрение. Отвращение. Тревога.

Я поднял меч и с силой прижал острие к груди масочника, прямо между рёбер. Он даже не вздрогнул. Лезвие дрожало в моей руке, но он только смотрел на меня, как будто знал, что я не сделаю следующий шаг.

— Я запросто могу убить тебя, — произнёс я, глядя ему в глаза.

— Но зачем? — сказал он спокойно. — Это ничего не изменит.

Я отстранил меч и сделал шаг назад. Масочник остался стоять.

— Ладно, — произнёс я, обращаясь к своим. — Ведём себя, как в логове чудовища. Осторожно. Но идём.

— Ты не можешь так просто согласиться, — сказал Лорен, хрипло. — Он только что убил Вест. Мы не знаем, что дальше.

— Оракул одержим мной, — ответил я. — Ему нужно что-то от меня. Если бы он хотел нас мертвыми — мы бы уже были мертвы.

Юна ничего не сказала.

Мы шли молча. Я первым. За мной — Юна и Лорен. Впереди нас — человек Оракула, двигающийся с той отстранённой уверенностью, как будто он на прогулке. Каждый его шаг эхом отдавался в стенах, будто коридоры давно вымерли и всё на что они могли надеяться, это ждать новых звуков.

Вест лежала на боку, её пальцы были всё ещё полураскрыты, словно в попытке ухватиться за жизнь, которая уже ушла. На лице застыла гримаса страдания и осознания. Она умерла быстро, но успела понять. Успела всё осознать. Кровь всё ещё медленно вытекала из рассечённой груди, пропитывая ткань мантии и стекая в трещины каменного пола.

Теперь свидетелей не осталось.

Мы миновали её, как проходят мимо надгробия. Без слов. Только взгляды. Юна отвернулась. Лорен — нет.

Прошло три минуты, а может три часа, а может вечность. Катакомбы сжимались вокруг нас, своды становились ниже, стены ближе. Мрак был густым, но не полным — по мере нашего продвижения он начал разряжаться, появлялся тонкий свет, струящийся где-то спереди. Зелёный, с примесью красного, словно свет пропустили через старую стеклянную лампу, в которую налили кровь.

Мы вышли в зал.

Он был огромным, куполообразным, по ощущениям — выдолбленным в сердце горы. Всё в нём дышало чем-то древним и чуждым. Люминесцентное свечение стекало с потолка, отсвечивая на знаках, выжженных на стенах: круги, глаза, изломанные геометрические фигуры. По периметру возвышались груды тел. Одни — свежие, другие — почти мумифицированные. Мутанты стояли в центре, рядами, лицами к алтарю. Они не двигались. Просто стояли. И этого было достаточно.

Воздух дрожал. Не от жара. От напряжения. От того, что было здесь. Я чувствовал, как внутри всё сжимается, булькает, словно кровь закипает.

Из света, клубящегося над алтарём, выдвинулся силуэт. Человеческий. Высокий, почти не касающийся пола. Он стоял к нам спиной. Молчал. Я знал, кто это, ещё до того, как он заговорил. По крайней мере, я так думал.

— Наконец-то ты пришёл, брат, — сказал он холодным и спокойныйм голос. И повернулся.

Это был Веларий.

Он стоял прямо передо мной, в том самом зелено-красном свечении алтаря, и у меня будто выбили землю из-под ног.

Веларий…

Губы. Линия скул. Манера держаться. Всё во мне кричало: «НЕТ», но глаза не могли отвергнуть того, что видели. Под маской Оракула всё это время был он. Мой учитель. Тот, кто вдохновлял. Кто заставлял думать, задавать вопросы. Кто казался голосом разума в Академии, погрязшей в титулованных глупцах и придворных интригах.

Всё внутри меня пульсировало. Как будто сердце билось где-то в горле, сжимаясь и