Утопия-модерн. Облик грядущего - Герберт Уэллс

элементам нужно стремиться, но предложения, как избавиться от неповоротливой туши старого мироустройства, оказались очень скудными. К 1965 году у членов Современного государства появилось довольно четкое видение нашего нынешнего порядка. Но мало кто из них предвидел рассеянную жесткость старого корпуса и его способность к контрреволюционным действиям. К 1975 году это стало угнетающе очевидным.

Доклады об общей ситуации готовились с особенной тщательностью. Они касались различных центров, где формировался дух оппозиции. Наибольшую опасность представляли бывшие суверенные правительства и правовые системы, которые казались умирающими или вовсе исчезнувшими в сотрясаемые бродячей смертью Голодные пятидесятые. К 1965 году активно противостояло Контролю только Советское правительство в России. Как ни странно, этот антагонизм стал не так велик, как вначале. Техники советизированных регионов вытесняли политиков. Теперь действительно существовало рабочее сотрудничество российского транспорта, коммуникаций и производства с мировой системой, находящейся под Контролем, и, казалось, существовала разумная перспектива окончательной ассимиляции. Не возникало принципиальных возражений против тех, кто, номинально являясь коммунистом, становился Собратом Современного государства. Многие российские ученые и технические работники превращались в Собратьев, не будучи членами Коммунистической партии. В докладах с надеждой и должным анализом обсуждалась возможность аналогичного процесса в Америке и на Дальнем Востоке, где политические и правовые структуры также не создавали непреодолимых препятствий для ассимиляции. Возрождение разума в Америке выявило фундаментальную конструктивную энергию для великого синтеза западных народов. Да и в других местах появлялось все больше свидетельств того, что системы суверенного государства и частной собственности принципиально несовместимы с новыми концепциями.

В докладах содержалась информация, которая для большинства Собратьев стала полнейшей неожиданностью. Выяснилось, что возрождающиеся национальные правительства Германии, Франции, Италии и Великобритании напряженно пытаются возобновить производство боевых самолетов и бомб. Сомнительно, что новоявленные правители действовали сообща, но намерение разместить военно-воздушные силы на недавно построенных аэродромах, игнорировать общие правила и отказываться от услуг Воздушного и Морского Контроля становилось совершенно очевидным. Столицы столкнулись с большими трудностями в деле привлечения услуг компетентных специалистов, будь то инженеры, механики или авиаторы, но, так или иначе, колесо милитаризации закрутилось. Едва ли не каждый студент в технических школах Контроля, который провалил экзамен или был исключен из Братства за недостойное поведение, становился экспертом национального правительства. На фоне такой нелицеприятной тенденции правительства принялись создавать собственные национальные технические школы и пытались объединить школы и лаборатории Контроля в «национальную» образовательную организацию, переманивая персонал. Ярко проявилось устремление создать конкурирующую систему по соседству с системой Контроля, а также «отжать» организации, дороги, заводы, фабрики, шахты, аэродромы, школы, колледжи, лаборатории вместе с работающими там специалистами Контроля. То есть суверенное правительство накладывало руку на все, что находилось в пределах границ ранее существовавших суверенных государственных образований. Новое баварское правительство, виндзорский парламент и право в Риме – все они «договаривались захватить» любое имущество на своей территории. И с каждым годом в своих желаниях они становились все более откровенными, упорно рассматривая взаимосвязанные механизмы Контроля, как международную опасность.

Это было бремя национальных миссий по наблюдению и расследованию. Они жарились на солнце перед закрытыми дверями Конференции, как выразился Уильямс Капек, «в состоянии предварительной угрозы».

Собственники предложили возобновить владение имуществом, тем более что они и так уже им завладели, и ввести для Контроля обременительные сборы. Держатели движимого и недвижимого имущества, как обитатели зоологического сада, различались по масштабам и силе, но у них было одно общее качество: страсть к деструктивному сутяжничеству.

За закрытыми дверями Конференция провела обследование надвигавшегося антагонизма и разработала пути лечения этой болезни.

– Существуют только три возможных способа вылечить ее, – резко заявил Райан. – Вести переговоры, подкупать или управлять. Я – за третий вариант.

– Существует и четвертый, – добавил Хупер Гамильтон. – Комбинировать ингредиенты.

Метод ведения переговоров и modus vivendi уже действовали в отношении России. Пока происходила так называемая ассимиляция, трудно было сказать, кто реально правит этой огромной страной: то ли пока еще Коммунистическая партия, то ли уже Современное государство. Новый дух в старых Соединенных Штатах стал настолько «Современным», что протесты Вашингтона и губернаторов различных штатов воспринимались не более чем веселым розыгрышем. Самолеты из Дирборна кружили над столицей и Белым домом, разбрасывая листовки, где говорилось о распоряжении президента распустить Авиационный и продовольственный трест Америки. На этом континенте Контроль попросту принялся игнорировать политические формальности. В Европе ситуация оказалась сложнее.

«Большинство европейских суверенных правительств – не более чем пугала! – громко заявил Уильям Райан. – За ними больше никого нет. По крайней мере, нет тех, кто имеет хоть какую-то значимость. Назовите их блефом, и вы больше о них не услышите».

Против прямого столкновения выступил Ши-лунг-танг и привел доводы в пользу взяточничества.

В его учтивом изложении, взяточничество в сочетании с договорами и тактом, может стать высоконравственным улучшением прямого воздействия. Он попросил Конференцию обратить внимание, насколько специализированной и редкой пока является ее новая привычка думать на перспективу. После аналитической обработки отчетных данных пропаганды и школ стало весьма сомнительно, что хотя бы двадцатая часть человечества приняла или хотя бы десятая часть поняла, даже в самых общих чертах, разницу между умами, приученным к творческим концепциям, и умами, воспитанными в атмосфере оборонительного стяжательства и накопления собственности. Потребуется три или четыре поколения, чтобы обратить мир к дальновидному отношению. Вставал очень принципиальный вопрос: что должно предпринять Современное государство? Открыто захватить власть и установить тиранию, которая продлится столько, сколько потребуется, чтобы повернуть подавляющее количество умов в новое русло, либо умиротворять, идти на компромисс и пытаться убедить массы – ДВИГАТЬСЯ СОБСТВЕННЫМ ПУТЕМ.

«Эти люди никогда не увидят вещи такими, какими их видим мы, – настаивал Ши, причудливо жестикулируя и повторяя одни и те же слова, подчеркивая их важность. – Они должны жить и умирать ПО СВОИМ СОБСТВЕННЫМ ПРАВИЛАМ. Не надо навязывать им слишком много. Только когда они окончательно вымрут, форма мышления, присущая членам Современного государства, сможет завоевать доминирующее большинство. Нынешние ментальные пороки неизлечимы. Встречайте их на полпути, облегчайте им жизнь. Вы спасете мир от трех поколений страданий и ожесточенных конфликтов!»

Так он развернул свой макиавеллиевский проект. Жадное стяжательство являлось частью характера едва ли не каждого энергичного человека Старого Света. Такие люди были неизлечимо прожорливы, но это не мешало им приобретать многочисленных друзей и помощников. Эта лояльность практически не отличалась от лояльности, присущей членам преступной группировки по отношению к главарю. Они были не менее жадны, чем он сам, и они охотились стаей. Тем не менее, они не испытывали фундаментальную инстинктивную враждебность к Современному государству. Рычать и бояться они стали только после того, как оно нарушило их устоявшиеся привычки. Выступить против единым фронтом было невозможно. Собратья имели возможность легко нейтрализовать противников, стравив их друг с другом. Суровые репрессии против буржуазии и профессиональных классов в России в двадцатые и тридцатые годы послужили хорошим уроком и грозным предупреждением о страданиях и социальном ущербе от слишком внезапной и насильственной попытки изменить поведенческие идеалы. Пусть Современное государство, в отличие от русских коммунистов, будет более мягким и добрым!

Ши принялся более подробно излагать свои предложения. В России, Испании и Америке взяточничество должно играть второстепенную роль. Господствующий менталитет в этих странах таков, что нынешние рабочие соглашения через некоторое время естественным образом перейдут в ассимиляцию. В других районах старые притязания на суверенитет и собственность не причиняли существенного вреда. Соответственно, чтобы местная власть держала руки подальше от пропаганды и образования Современного государства, удельных князьков следовало обеспечить постоянным субсидированием со стороны Контроля за счет промышленности. Это дешевле, чем война!

«Это тем более сработает, если время от времени они будут понемножку воевать между собой».

Ши-лунг-танг улыбался, но кругом слышалось неодобрение.

Его доводы в пользу такта и скрытой коррупции разбил Рин Кей:

«Если бы мы представляли собой общество высоконравственных сверхлюдей, то мы могли бы, пожалуй, рискнуть и позволить себе стать настолько неискренними. Но господин Ши-лунг-танг забывает, что у каждого Собрата в обществе Современного государства живут два врага: стяжатель снаружи