И всюду слышен шепот Тьмы - Джой Моен

Вопрос не предполагал ответа; Эгон перебил Анн-Мари, пока она вновь не начала безостановочно рассказывать что-либо, и предложил ей воспользоваться телефоном. Моник наблюдала, как женщина осторожно набирает цифры указательным пальцем с длинным ногтем, чертыхается, ошибаясь, и начинает сначала. Подавив улыбку, девушка начала жевать уголок губы, посмотрев из-под бровей на родителей, взглядом которых можно было бы резать сталь.

– Diable! – воскликнула гостья, бросив трубку с нескрываемой злобой, исказившей лицо.

– Что ж, мы рады, что вы нашли время познакомиться с нами, но мы хотели бы доесть свой ужин, – как бы намекая, сказал Эгон Гобей, указуя рукой на входную дверь, но женщина никуда не торопилась.

– Как невежливо с вашей стороны не предложить мне хотя бы стакан воды. До моей coucou так далеко идти, а я все же уже не так молода, как ваша прекрасная дочурка.

Закатив глаза, вампир направился к крану выполнить волю надоедливой соседки, а Зоэ-Моник, заслышав упоминание о себе, едва заметно улыбнулась. Серые глаза женщины, не мигая, уставились на девушку, отчего волоски на коже Моник поднялись; Анн-Мари залпом осушила полстакана воды, по-прежнему не сводя взгляда с дочери Гобеев.

– Почему вы называете свою ферму кукушкой? У них у всех есть имена или только у вашей? – вдруг осмелев, спросила Моник Гобей, невзирая на предостережение на лице матери.

– О, mon oiseau[16], у всех, естественно, но откуда же вам это знать, если вы ночуете здесь вторую ночь. Какая ты красивая девушка, настоящая pupe[17], моему сыну бы понравилось твое общество. Заходи в гости как-нибудь, я вас познакомлю.

От этой лести Зоэ-Моник густо покраснела, опустив взгляд, чем вызвала смех гостьи, похожий на кряканье утки. Эгон и Элайн переглянулись, осознав, что женщина откуда-то знает о том, как давно они стали хозяевами фермы, без слов споря, кто следующий попытается выгнать Анн-Мари.

– Извините, но сегодня был тяжелый день, и мы очень хотели бы провести время семьей. Как вы уже заметили, переехали мы совсем недавно, столько дел, но будем счастливы, если вы посетите нас в другой день.

– Ха! Черта с два вы будете рады меня видеть, вампир, не стоит врать, я стара, но не глупа. Анн-Мари не любит и не терпит обмана. Ладно, я уже ухожу. Ах да, дитя, имя вашей фермы gelinotte[18].

Подмигнув Зоэ-Моник напоследок, женщина поспешила спуститься вниз, Эгон Гобей отправился следом, чтобы проводить ее и убедиться, что в этот раз все двери и калитка точно заперты. Устало опустившись за стол, Элайн отодвинула тарелку, окончательно потеряв аппетит. Минута прошла в полном молчании, как вдруг трубка телефона подпрыгнула на подставке, издав печальную трель и заскрежетав. Испуганно подпрыгнув на месте, мать и дочь переглянулись, но интерес все же взял верх, и Элайн подошла к голосившему аппарату, к которому, судя по всему, еще предстоит привыкнуть.

– Слушаю.

Ведьма так и замерла с трубкой в руке, не произнося ни звука. Моник Гобей подошла к матери, осторожно положив руку той на плечо.

– Тишина. Я ничего не слышу. Алло, кто это? Джи, это ты? Хм, сбросили.

Короткие гудки оповестили о завершении звонка, но как только трубка коснулась аппарата, телефон снова зазвонил. Элайн с раздражением схватила трубку, с силой прижав к уху, и выкрикнула:

– Алло!

Моргнув, она будто разом сбросила всю враждебность, коротко ответив согласием и передала телефон дочери, отходя к столу. Моник удивленно приняла трубку, с осторожностью прикладывая к уху.

– Эй, алло, Зоэ-Моник – это ты?

Узнав голос говорившей, девушка просияла, вжав пластиковое устройство с такой силой, что ухо отозвалось тупой болью.

– Арлетт?

– Да! Привет, фух, мы нашли тебя, какое счастье, Леони тоже рядом, сегодня ночуем у меня! Я выспросила у знакомых номер фермы, где вы поселились, ты не против, надеюсь?

– Нет, конечно же нет! Рада вас слышать. Что-то стряслось?

Задав вопрос, Зоэ-Моник повернулась, чтобы взглянуть на матушку, которая с интересом смотрела на нее, храня на губах улыбку. Эгон Гобей наконец вернулся, увы, к уже остывшей пище. Родители о чем-то тихо переговаривались, чему Моник была только рада, значит, меньше подслушают ее разговор с подругами.

– Все в порядке. Мы просто решили узнать, как ты. Наш договор в силе, ну, по поводу сыграть как-нибудь вместе и твоего поступления в музыкальный клуб?

– Да, несомненно. Спасибо, что позвонили. Поговорим завтра в лицее?

– Не забудь взять с собой гитару!

Почувствовав через трубку неловкость собеседницы, девочки радостно взвизгнули и поспешили попрощаться. Улыбка невольно растянула губы Зоэ-Моник, она еще мгновение стояла с трубкой в руках, пока голос отца не вывел ее из транса.

– Кто тебе звонил? Те девочки, с которыми ты сегодня познакомилась?

Девушка кивнула, выразив желание отправиться к себе в комнату и немного поиграть на гитаре перед сном, вдохновленная звонком, стершим разом все негативные мысли. Инструмент привычно лег в руку, пальцы умело перебегали по грифу, создавая медленную, но вместе с тем душевную мелодию. Моник мурчала под нос слова песни, когда в комнату вошла Элайн, звонко постучавшись в косяк приоткрытой двери. Музыка стихла, когда матушка села рядом с дочерью, заправляя той карамельные пряди за уши.

– Выходит, уже нашла подруг? Это прекрасно, Зоэ-Моник. Мы же говорили, что все будет хорошо. Пригласи их как-нибудь в гости, я хочу с ними познакомиться, когда мы освоимся.

– Правда-правда, можно?

Ведьма кивнула, любуясь своей взрослой и в то же время юной дочерью. Серо-зеленые глаза Моник светились, и сердце Элайн пропустило удар. Женщине всегда казалось, что Эгон с дочерью куда ближе друг другу, но в том, что эта мысль огорчала ее, не признавалась даже самой себе. В глубине души раны от потери Манон и Зоэ до сих пор саднили, Элайн с самого начала желала именно дочь, чтобы исправить свое прошлое, открыть для нее тот уголок души, в котором скопилась нерастраченная любовь. Но поняв, что девочка отдает предпочтение отцу, ведьме пришлось научиться довольствоваться малым.

– Спасибо, мам!

Поцеловав Моник в лоб, Элайн накрыла ее одеялом, пожелав доброй ночи. Девушка не запротестовала, позволив матушке уложить себя как маленькую, напротив, вопреки всему вдруг почувствовала необходимость в подобной заботе не только для Элайн, но и для себя самой. Пока она засыпала, в голове еще звучала плавная мелодия, обещающая надежду и солнечный теплый день.

Глава 3

«Нет. Этот запах, он