И всюду слышен шепот Тьмы - Джой Моен

– А ты, Арлетт, что выбрала для себя?

– Архитектуру. Мне доставляет невероятное удовольствие смотреть на все это великолепие, возведенное столетия назад и сохранившееся по сей день. Не могу описать чувств, когда представляю, что нечто, сотворенное моими руками, будет вот так же радовать чей-то взор, кто-то будет жить в таком доме, дарить ему тепло, укрепляя стены любовью.

* * *

Невидящий взгляд Арлетт задержался на здании лицея, ее лицо светилось предвкушением, будто она погрузилась в грезы настолько глубоко, что все вокруг перестало иметь значение. Леони вдруг испытала смущение за увлеченность подруги, откашлявшись, призывая ту вернуться в реальность.

– Не говоря уже о том, что учеба здесь поможет нам свалить от предков. Вот что по-настоящему меня мотивирует.

– А на чем ты играешь? – спросила Моник. Желая отвлечь новообретенных подруг от темы, которая заставляет их испытывать боль, девушка чувствовала: они пока не готовы открыться, как и ей нечего дать им взамен.

– Скрипка. Моя душа звучит так, – вновь ухмыльнулась Леони, расслабившись.

– Скрипка?

– А что? Я не похожа на человека, играющего на ней?

Зоэ-Моник не стала лгать, кивнув, Леони скорее напоминала ей уличного музыканта, пробирающегося ночами в бар, чтобы как следует оторваться на ударной установке. Девушка, нисколько не обидевшись, рассмеялась:

– Зна-а-а-ю. Мне часто такое говорят, но поверь, я тебя еще удивлю. О, есть идея! Может, как-нибудь сыграем все вместе? Арлетт, ты с нами?

– Это определенно твоя лучшая идея за сегодняшний день! Я и моя флейта с удовольствием подыграем вам! Моник, ты просто обязана вступить в музыкальный клуб, ты ведь планировала это сделать, так?

Замявшись, девушка не ответила сразу, раздумывая, не пожалеет ли об этом позже, но, увидев на лицах Леони и Арлетт заразительное воодушевление, не смогла отказаться.

– Будем ждать! Оставишь нам номер телефона, если он у вас на ферме имеется, конечно?

– О, я его не знаю, но обязательно спрошу! До встречи, девочки, отец приехал, мне пора.

Эгон Гобей приветливо помахал дочери и девочкам, рядом с которыми Моник выглядела счастливой, как успел отметить он при первом взгляде на компанию.

– Как прошел день, детка? Вижу, ты уже нашла новых друзей?

– Все отлично, пап! Пока рано говорить, но да, надеюсь, да, – ответила Зоэ-Моник, протискиваясь мимо отца внутрь фиакра, запряженного одной гнедой лошадью.

Транспорт выглядел старым и был непривычно мал, в него с трудом поместились бы трое, два больших деревянных колеса стонали от малейшего движения, и лишь лошадь, пышущая здоровьем, не вписывалась в эту картину. Эгон опустил толстые шторы с обеих сторон на окна, закрепив их изнутри веревками, чтобы Моник не продул попутный ветер, и с гордостью сообщил:

– Теперь это наш личный фиакр. Купил у одного фермера за гроши. Подлатать, и только. Зато нам с мамой будет на чем добираться в магазин, тебе в школу, а в случае чего я мог бы подвозить на нем и других существ. Кстати, хочешь увидеть его, магазин, который мы выбрали?

– Конечно! Какая чудесная новость! А лошадь? – затаив дыхание, спросила девушка, пододвигаясь ближе к отцу, касаясь пальцами его руки на сгибе локтя.

– И лошадь. Ее зовут Кристель. Красавица, правда? Хочешь, как-нибудь научу тебя ездить верхом? Твоя мама очень любит это занятие, – сказал вампир и рассмеялся собственным словам, вспоминая, как благодаря одной такой прогулке понял, что влюбился в ведьму Элайн Мелтон, обещанную в то время совсем другому мужчине. Вместо слов Зоэ-Моник внезапным порывом прижалась к отцу, обнимая его за шею, чем чуть не сбила с головы шляпу, которую Эгон Гобей успел удержать одной рукой, второй крепко сжимая поводья.

* * *

Фиакр свернул к кварталу ткачей, похожему на муравейник, где с обеих сторон узкой улочки первые этажи зданий сплошь усеивали лавки, а люди, выходя из одной двери, мгновенно ныряли в следующую. Вывески пестрели именами торговцев и труднопроизносимыми названиями, рукописные, старательно выведенные буквы на которых не пощадило время либо же измучили частые дожди. Эгон Гобей заставил Кристель остановиться в самом центре ажиотажа, слез с облучка и протянул руку дочери, помогая ей спуститься. Не обращая внимания на пробегающих мимо существ, вампир встал перед собственным магазином, разглядывая витрину, то же самое сделала и Моник, гладя лошадь по блестящей потной шее.

Со стороны улицы лавка казалась крохотной, прозрачное стекло открывало вид на пустые полки витрины, деревянные столешницы, вмурованные в стены, и стойку для выдачи заказов. Вывески не было вовсе, лишь одиноко стоящий фонарь рядом встречал всех без разбора. Войдя в потертую с облупившейся, некогда голубой краской дверь лавки, Зоэ-Моник осмотрелась, так явно представляя матушку, стоящую у прилавка, бережно упаковывающую флаконы с заговоренной кровью, и отца, выходящего из тесного дверного проема позади с противнями свежего стейка, будто когда-то все это уже было.

– Мда-а. Работы предстоит немало, – прервал мысли девушки мужчина, крутя связку ключей на пальцах.

– А у твоих родителей тоже имелась лавка?

На секунду Эгон Гобей замялся, перебирая воспоминания, словно шарики в мешочке, выуживая нужное, и внимательно посмотрел на дочь, придав своему лицу как можно более безмятежное выражение.

– Нет, малышка. Кроме старой фермы, у них ничего не было, да и та не так долго пробыла, как того нам хотелось бы. Эй, послушай, мне жаль, слышишь? Жаль, что прошлое, которое ты так ценишь, не дождалось тебя, Моник. Но разве оно ценнее будущего, которое принадлежит только тебе? Я тоже люблю их, всегда буду любить, но, если не отпускать былое, можно навеки в нем затеряться.

«Ты не понимаешь, не понимаешь!» – захотелось закричать девушке, но вместо этого она лишь закусила нижнюю губу, сжав кулаки. Она не собиралась дрейфовать по кругам истории вечно, нет, но понять, из чего состоит ее естество, осознать собственную ценность можно, только если собрать все осколки разбитого зеркала воедино. Зоэ-Моник удивлял осознанный отказ отца от прошлого, от того, что сделало его таким, каким он был сейчас, ей претило желание все забыть, выбросить то, что дорого сердцу. Возможно, в нем говорила сущность вампира, от долгого существования теряется суть многого, но для ваммага важно все, каждый миг жизни, как для человека или ведьмы, тех, чей век слишком короток в рамках вселенной.

– Apa[9], прошу, ты обещал мне! Ты сам рассказывал мне о нашем клане, именно из-за твоих слов я решила связать свою жизнь с археологией, пожалуйста, мне нужно знать больше…

– Это не наш клан, а мой! Ты не принадлежишь клану