И всюду слышен шепот Тьмы - Джой Моен

* * *

Долгий день наконец подошел к концу. Моник вызвалась помочь убрать со стола, и когда матушка направилась в спальни постелить свежее белье, залпом осушила свой бокал, для верности сделав несколько глотков прямо из бутылки, чтобы позволить сознанию слегка уплыть и сыграть с ночью в колесо фортуны. Иногда это срабатывало, иногда нет, но попробовать стоило.

Какое-то время Зоэ-Моник не могла сомкнуть глаз, лежа в кровати, пытаясь сфокусироваться на одной точке поверх шкафа, жалея, что не может сейчас разбавить звенящую тишину звуками гитары, а потому медленно закрыла глаза, негромко напевая без слов одну из любимых песен собственного сочинения.

Глава 2

Нанятый двухместный фиакр быстро оставил позади Локронан, минуя разноцветные поля, которыми Моник невольно залюбовалась вновь. Она представила, каково было бы прямо сейчас оказаться там, ступать по рыхлой земле и траве босыми стопами, чувствовать невесомые прикосновения солнечных лучей на щеках, вдыхать сладкий аромат свежей лаванды, ласкающей взор нежным цветом. Девушка непременно положила бы на язык парочку пурпурных крошечных соцветий, наслаждаясь нотами мяты и цитрусовых, перекликающихся с терпкостью розы и розмарина. Она читала о лаванде в газете, хранившейся в библиотеке городка с труднопроизносимым названием, близ границы Франции. От мыслей Моник отвлек отец, не сводящий с дочери взгляда:

– Волнуешься?

Зоэ-Моник встрепенулась, будто успела забыть, что едет не одна.

– Немного. Переживаю, что не смогу нагнать программу.

– Не думаю, что она окажется слишком сложной для тебя. Ты справишься, любовь моя, я уверен.

Вампир положил ладонь поверх руки дочери, сжимая ее пальцы, на что девушка в ответ улыбнулась и кивнула, соглашаясь. На самом деле, Моник боялась не этого, а появления теней в пределах школы в самый неподходящий момент. С каждым годом сражаться с тенями становилось сложнее, все чаще они переходили грань между сновидением и реальностью. Девушка едва могла себя контролировать, когда они решались «заговорить» с ней, но другие не поймут. Еще не хватало, чтобы существа вокруг решили, что Моник безумна.

Честно признаваясь самой себе, девушка страшилась и вправду оказаться сумасшедшей. Что, если это действительно так, что, если смешивать магию крови и теней было худшей из идей, и теперь она обречена навеки бороться с самой собой? Уж лучше бы ей и вовсе не рождаться. Мысль, от которой чувство вины пробудилось вновь и острой иглой ужалило нутро. Скорее всего, ее упекли бы в лечебницу для душевнобольных, где девушка мучительно медленно сходила бы с ума, пока тени окончательно не затянули бы ее в то жуткое место.

– Тебе нехорошо? Ты как-то побледнела, детка. Потерпи немного, мы почти на месте. А завтра сможешь поехать на своем велосипеде, свежий воздух пойдет тебе на пользу.

Моник кивнула, крепко сжимая руку отца. Делая первый шаг из транспорта, Зоэ-Моник Гобей показалось, что она попала в иную эпоху, словно завеса прошлого тщательно скрывала уголок этой земли от мира, вступившего в новую эру. Она и подумать не могла, что когда-нибудь сможет лицезреть картинки из историй и легенд воочию. Кажется, сейчас из-за поворота плавно вынырнут кельты в длинных рясах и уведут девушку за собой гипнотической процессией для участия в каком-нибудь таинственном ритуале.

Территория лицея была окружена неприступными каменными стенами, высокие кованые ворота разинули огромный зев, приглашая войти, что и делали быстрым шагом ученики, укрываясь сумками и капюшонами плащей от внезапно начавшегося дождя.

– Не стой под дождем, детка, беги скорее в здание. Стой, учебники забыла! – крикнул Эгон, выскакивая под дождь, он протянул кожаную сумку через плечо в руки дочери, которая, никак не отреагировав, завороженно, словно лишь она слышала зов старого здания, двинулась к лицею. Мужчина подумал, что это хороший знак, и, бросив последний взгляд на дочь, скрылся за дверью тронувшегося транспорта.

Главный и единственный смешанный лицей Плогоннека напоминал скорее несколько объединенных церквей, поставленных друг к другу в виде буквы П; основной вход выделялся, будто его пристроили позже. Километры некогда белого камня, покрытого разводами дождя и грязью, тянулись по обе стороны, завершаясь башнями со шпилями, подпирающими пасмурное небо. Входные арки были усеяны искусной лепниной, а в нишах над ними взирали свысока на всех прибывших лики святых. В пыльных окнах за коваными узорами решеток проскальзывали снующие силуэты учителей и их подопечных, Моник вдруг очнулась как ото сна: в первый день лучше не опаздывать.

Она понятия не имела куда идти, но предположила, что после каникул всех должны будут собрать в большом зале для обсуждения дальнейших планов и целей, наставлений на будущее. Проходя под аркой, Моник подняла голову и, несмотря на холодные редкие капли, попадающие в глаза и рот, рассмотрела барельеф с изображением Серафима шестикрылого, чьи глазницы плакали водой небес. Если бы девушка верила в Господа, то решила бы, что ангел безмолвно предупреждал ее о чем-то, но о чем?

Множество коридоров, дверей и лестниц сбивали с толку, как и гомон семенящих учеников, стремящихся как можно скорее поделиться друг с другом новостями, успевшими произойти за долгое лето. Моник озиралась по сторонам в попытке определить, в какую сторону нужно идти, но толпа, в которую можно было бы нырнуть и незаметно проплыть по течению, казалось, рассредоточилась по всему периметру лицея.

Подростки тут и там собирались в небольшие группы; трое парней громко рассмеялись рядом, заставив Моник вздрогнуть и попятиться, натолкнувшись на девушек, будто прилипших друг к другу в объятиях. Тихо извинившись, Зоэ-Моник отошла к окну, переводя дыхание. Давление в голове и теле росло с каждой секундой, она едва подавила желание развернуться и бежать до самой фермы, пока весь воздух не выйдет из легких, а обувь не сотрется до дыр, но тут раздался громкий перезвон.

На миг здание окунулось в тишину, нарушаемую лишь звучанием исполинских колоколов, которыми оснащена каждая церковь, а после мелодию заглушили многочисленные шепотки, и ученики волной начали стекаться к правой лестнице.

Впиваясь ногтями в сумку, Моник в ряде последних вошла в актовый зал с полукруглым сводом. В центре него все внимание приковывала к себе апсида, расписные фрески на которой не рассказывали историю божественной мудрости, как ожидаешь увидеть, но легенды, порожденные даром кельтов связываться с потусторонним миром. Девушка узнала на изображениях огра и тараска, рогатого дракона, чье тело сплошь покрывали наросты-шипы, карлики наперегонки с даху[5] покоряли скалистую поверхность вершины, заканчивающуюся глубоким озером, где расчесывала свои прекрасные волосы фея Мелюзина.

От столь тонкой работы захватывало дух, как и