И всюду слышен шепот Тьмы - Джой Моен

К стенам дома прислонены поилки и кормушки для животных, садовые инструменты, рядом в вязкой грязи, тщательно вымешанной копытцами, лежала на боку грустная лейка без носика, поливочные шланги, подковы, проволока, а если пройти через весь просторный двор, найдется скромный полупустой сарай с соломой и холщовыми мешками без подписей.

У этого сарая родители и нашли Моник, которая до боли сжимала подол юбки, настороженно вглядываясь в темноту помещения у порога, не решаясь пройти дальше. Эгон и Элайн осторожно подошли ближе и с обеих сторон нежно приобняли дочь за плечи, отчего девушка вздрогнула, но выражение ее лица мгновенно переменилось с обеспокоенного на приветливое.

– Все в порядке, детка?

Ведьма погладила дочь по руке, наклонившись так, чтобы можно было заглянуть той в глаза, но морок спал, будто вовсе привиделся Элайн; перед ней стояла ее счастливая и всегда спокойная дочь, положив голову на плечо матери.

– Да, в порядке. Просто осматривала окрестности, я ведь теперь могу называть это место нашим домом, правда?

– О, конечно, дорогая, больше никаких переездов. Мы будем счастливы на этой ферме. Откроем в городе мясную лавку и станем продавать свинину так дешево, насколько возможно. Это поможет людям жить лучше в послевоенное время.

– Стейки-и-и! Только представь, Моник, мы сможем есть свежие стейки с кровью каждый день!

Отец щелкнул по носу дочь, когда они с Элайн одновременно выкрикнули «фу-у-у» и рассмеялись так громко, что непривычные к подобного рода шуму свиньи взвизгнули в ответ. Однако, несмотря на веселость, Эгон внимательно изучал реакцию дочери, переводя взгляд туда, где Моник с минуту назад застыла в страхе. Он ничего не чувствовал, никакой энергии, в тенях было пусто, и это настораживало. Его собственный дар проявился еще в младенчестве, но то, что он умел делать с тенями теперь, всецело заслуга его родителей и самого Эгона Винце, урожденного Гобея; вернуть фамилию оказалось таким же естественным, как дышать, что он и сделал сразу по освобождении от власти Де Кольберов. Вампир был благодарен Иштвану за все, даже за новую фамилию, с которой пришлось существовать не одно столетие, но кровь не вода, а священное молоко, которое не подменишь ничем.

Моник никогда не выражала способностей к магии отца, но и магия по линии матери едва затронула девушку, позволяя той заглядывать в недалекое будущее с помощью ритуалов на крови. В прошлом году Зоэ-Моник исполнилось шестнадцать, и как ни пытались родители помочь ей обрести силу, дар оставался нем и глух. Однако беспокойство вызывало не это – из опыта Элайн они знали: должно пройти время, и определенное событие обязательно подтолкнет магию к проявлению, – а то, что подобного рода «застывания» Моник происходят не в первый раз. Как бы Эгон ни желал верить увещеваниям дочери о нормальности своего состояния, объяснениям задумчивостью, сомневался, ведь клан, в котором вампир был рожден, он знал лучше кого бы то ни было. Никого из Такка давно не осталось, но клан жив в его крови и крови Моник, в этом мужчина убеждался каждый раз, глядя на дочь, ведь она как две капли воды похожа на свою бабушку, мать Эгона – Моник Гобей.

– Пап, а этот дом напоминает нам тот, что построил дедушка Жереми, в котором появился на свет ты?

– Нет, малышка, то есть да, но все же не совсем.

Моник не сводила с отца серо-зеленых глаз, светящихся любопытством, ожидая продолжения, но Эгон перевел взгляд на Элайн и откашлялся, неловко проведя ладонью по короткостриженым волосам на макушке. Сейчас, когда вампир находится на своей родине, которую боялся уже никогда не увидеть, воспоминания комнем придавливали сердце, отдаваясь болью в легких, даже спустя столько лет.

– Пойдемте посмотрим дом. Прошлое остается с нами, вернуться к нему успеем всегда, но будущее ждать не станет.

Эгон Гобей был благодарен супруге за сказанное, она, как всегда, облачила в слова то, что чувствовал мужчина, но не мог выразить. По-прежнему обнимая дочь за плечи, Элайн медленно развернула девушку к дому. Вампир следовал за ними, осматриваясь, составляя в голове список дел, которые необходимо будет сделать, чтобы пребывание в доме стало идеальным началом.

Пристрой к дому прятал под своей крышей маленькую прихожую с вешалкой, ящиком для обуви и настенной полкой, там же находилась винтовая лестница на второй жилой этаж. Просторный зал, он же столовая с кухонным гарнитуром в углу комнаты, сочетал в себе сельский минимализм и излишества былой роскоши. Некогда зажиточная пожилая чета оставила Гобеям всю мебель, посуду и даже свиноферму, вскормленную с любовью, только бы рассчитаться с накопленными долгами и уехать к дальней родне растить внуков. Элайн, стоя посреди шикарной комнаты, в которой тяжело дышалось из-за количества пыли, а также запаха навоза с первого этажа, представляла, как все изменится, когда она в полной мере почувствует себя владелицей дома и после никогда не сможет покинуть его.

Слева по коридору, рядом с залом, оказалась ванная комната и уютная хозяйская спальня с широкой деревянной кроватью, шкафом и двумя прикроватными тумбами, на одной из которых от прежних владельцев остался даже будильник, заведенный на шесть утра. Ведьма перевела время на час раньше и, поставив его на место, получила от супруга долгий нежный поцелуй в шею.

– Здесь еще одна спальня, мам! Пап! – выкрикнула с противоположного конца коридора Зоэ-Моник, открыв последнюю неизведанную дверь. Детская явно давно не использовалась, ее забывали убирать и проветривать, из-за чего, ступив на порог комнаты, девушка закашлялась, прикрывая ладонью рот, но все равно прошла к окну и настежь распахнула ставни, поддавшиеся с большим трудом и скрипом.

Темно-зеленые обои с повторяющимся орнаментом в виде летящих птиц сочетались с такого же цвета покрывалом, застилавшим узкую одиночную кровать. У дальней стены располагался шкаф, а на деревянном столе у окна стояла лампа с покосившимся абажуром.

– Прекрасная комната, не находишь, детка? – с воодушевлением спросила Элайн, глядя, как дочь отворяет неприметную дверь у шкафа.

– Зоэ, смотри, у тебя и собственная ванная теперь имеется! Все что нужно молодой леди!

Моник на миг прикрыла глаза, но сразу же сделала вид, что все нормально, когда матушка поцеловала ее в висок, крепко обняв за талию. Девушка знала, что Элайн называет ее этим именем только тогда, когда хочет, чтобы Моник вынырнула из задумчивости, скорлупы, если угодно, и сконцентрировалась на важных для нее самой вещах, но матушка не понимала одного: эта самая скорлупа – ее спасение и необходимость, а не подростковый бунт.

– Папа ушел за вещами, скоро вернется. Предлагаю