Сталь и пепел - Дмитрий Ворон

пять минут — легко. Потом спина начинает ныть под непривычным весом. Через десять — горят плечи от ведер. Через пятнадцать — ноги становятся ватными, дыхание сбивается. Я снижаю темп, но не останавливаюсь. Дышу ритмично: вдох на четыре шага, выдох на четыре.

Мысли отключаются. Остается только счет шагов, контроль дыхания и сканирование окружения на предмет угроз. Это медитация. Медитация боли и усилия.

Я представляю, что иду не по вонючему лагерю, а по горам. Что за спиной не мешки с песком, а ранец со снаряжением. Что впереди не гнилой частокол, а цель. Миссия.

Через двадцать пять минут я останавливаюсь. Не потому что не могу, а потому что время вышло. Больше — риск. Я отцепляю мешки, ставлю ведра, и в тишине слышу, как кровь гудит в ушах, а сердце колотится, выбивая частый, но ровный ритм.

Потом — снова растяжка. На этот раз более интенсивная. Я тяну каждую мышцу, чувствуя, как они наполнены кровью, горячие и податливые. Это момент, когда глина становится мягче, удобнее для лепки.

Ментальный дневник. Ночная тренировка: Ходьба с отягощением (прибл. 16 кг), 25 минут. Дистанция (ориентировочно) — 2.5 км.

Физиологические показатели: пульс восстановился за 3 минуты. Что хорошо. Мышечная боль — умеренная, «правильная».

Безопасность: патруль прошел в 30 метрах, не заметил. Маршрут признан удовлетворительным.

Психологическое состояние: уровень тревоги снизился после физической нагрузки. Появилось чувство контроля. Прогресс, хотя и микроскопический, ощутим.

Задачи на завтра:

1. Добавить к утренней изометрии упражнение на хват (вис на перекладине, если найду).

2. Продолжить «теневое» обслуживание Вигана. Попытаться выведать больше о патрулях к Гнилым болотам.

3. Эксперимент с концентрацией: попробовать во время медитации не просто дышать, а визуализировать «теплый поток», направляя его в наиболее уставшую группу мышц (ноги).

Я ложусь на нары. Тело гудит приятной, здоровой усталостью, совершенно не похожей на изматывающую слабость первых дней. Это усталость созидания, а не разрушения.

Горн храпит. Кинт что-то бормочет во сне. Элви тихо всхлипывает — ему сегодня досталось за разбитое ведро.

Я смотрю в потолок, ощущая под пальцами грубую ткань рубахи, под которой медленно меняется тело. Оно еще слабое. Еще немощное. Но оно больше не чужое. Оно слушается. Оно учится.

Я не просто выживаю. Я строю. Кирпичик за кирпичиком, капля пота за каплей, секунда напряжения за секундой. Я леплю из этой глины оружие. Оружие для выполнения долга. Для защиты тех, чьи лица теперь горят в моей памяти ярче звезд в этом чужом небе.

Система работает. Пока. И пока она работает, у меня есть шанс.

Глава 8

Дни текли, превращаясь в подобие рутины. Вода, муштра, каша с мясом, ночные прогулки с грузом. Тело понемногу крепло. Рёбра почти не болели. Появилась твёрдость в мышцах, которая не была видна под мешковатой рубахой, но ощущалась изнутри — как стальной трос, начинающий натягиваться. Я уже мог держать «стульчик» у стены сорок секунд. На ночных маршах увеличил вес на два килограмма и время на пять минут.

Но главный прогресс был не в мышцах. Он был в голове. Я начал замечать, как Горн на меня смотрит.

Вначале это был привычный, тупой взгляд хозяина на скот. Потом — подозрительный, когда я получил добавку от Борща. А теперь — изучающий. Настороженный. Я не изменил своего поведения внешне. Я всё так же молча выполнял приказы, опускал взгляд, когда он орал. Но из меня ушла та самая «вонь страха», которую хищники чуют за версту. Я не боялся его. Я его анализировал. И он, животным чутьём, это ощущал.

Система его власти была построена на страхе. Если кто-то переставал бояться — система давала сбой. И Горн, как её главный бенефициар, должен был этот сбой устранить. Жестоко и публично.

Он выбрал момент после ужина. Мы, шныри, мыли котлы на открытой площадке рядом с кухней — большом, дымном шатре. Работа была неприятной, но несложной: скрести обгоревшее дно деревянными скребками, полоскать в чанах с ледяной водой. Я работал молча и эффективно, уже почти закончив свой котёл, когда услышал приглушённый стон и грубый смех.

Обернулся.

Горн, Кинт и Борк окружили Элви. Того самого тощего, вечно испуганного пацана. Элви прижался спиной к стене кухни, его лицо было белым как мел, а глаза — огромными от ужаса.

— Опять, сучёнок, воду пролил! — рычал Горн, тыча пальцем в лужу на земле. — Весь порог залил! Теперь тут грязище будет! Кто мыть будет?

— Я… я нечаянно, Горн… ведро тяжёлое… — лепетал Элви, дрожа всем телом.

— Тяжёлое? — Горн изобразил преувеличенное удивление. — Значит, слабый! А слабым тут не место! Надо подкачать, да, ребята?

Кинт хихикнул, потирая руки. Борк молча взял Элви за шиворот и оторвал от стены. Двое других «шнырей», Гендль и Ян, замерли в метрах в пяти, потупив взгляды. Их котлы были забыты.

Мой мозг за секунду оценил обстановку.

Цель Горна не Элви. Элви — инструмент. Цель — я. Или любой, кто посмеет выступить против. Публичное утверждение власти.

Состав сил: Горн (сила, тупая агрессия), Кинт и Борк (поддержка). С нашей стороны — шестеро шнырей, но мы разобщены, запуганы, неорганизованны.

Физические данные: Горн минимум на тридцать килограммов тяжелее меня, даже с моим недавним прогрессом. Прямое противостояние — самоубийство.

Тактическая обстановка: Открытое пространство. Свидетели — повара, другие солдаты, возвращающиеся с плаца. Вмешательство сержанта маловероятно — это «внутренние дела».

Мой статус: я на хорошем счету у Борща. Я «полезный» для Вигана. Это даёт небольшую защиту, но только если я не нарушу негласный закон «старших».

Горн швырнул Элви на землю, прямо в ту самую лужу.

— Ну что, слабак? Будешь сильнее? Давай, отожмись! Двадцать раз! А то палкой помогу!

Элви, всхлипывая, попытался отжаться. Его тощие руки дрожали, он едва смог сделать три жалких, корявых повторения, прежде чем рухнул лицом в грязь.

— Ой, совсем дрянь! — с фальшивой жалостью сказал Кинт. — Надо обучать, Горн. В деревне, поди, не обучали.

— Обучим, — мрачно согласился Горн. Он выдернул из-за пояса не нож, а свою любимую дубину с вбитым ржавым гвоздём. Не смертельное орудие, но идеальное для причинения боли и унижения. — Встань, червяк. Получи урок.

Он занёс дубину для несильного, но звонкого удара по спине или заднице. Элви зажмурился, поджав голову.

Внутри у меня всё взорвалось.

Не ярость. Ярость была бы простой. Это было нечто иное — леденящий, белый взрыв протеста. Каждая клетка моего тела, каждый инстинкт Алекса Волкова — офицера, отвечавшего за своих людей — кричал, чтобы я двинулся вперёд, чтобы я перехватил