Всё об Орсинии - Урсула К. Ле Гуин

Гвиде поднял голову и удивленно посмотрел на сына, пробиравшегося мимо его кресла поближе к огню:

– И ты здесь, Итале?

Темная комната, куда заглянула смерть, четыре горящих свечи, тело покойного деда, голос отца, обращенный к нему, испуганному ребенку…

– Да, папа. – Он сел на приступок у камина подле Гвиде и протянул руки к огню, стараясь подавить дрожь; ему казалось, он не согреется никогда.

– Итале, дорогой! – искренне обрадовалась ему мать. – Ты ведь, наверно, страшно голоден? У Эвы там курица никак не доспеет. Уже несколько часов на плите, да и сразу годилась только на суп. А баранину она точно пересушит. Впрочем, толковать с Эвой все равно бесполезно – она правит у нас на кухне уже лет тридцать. Остается только смириться и стареть с нею вместе. Хотя вам, молодым, порой из-за ее упрямства приходится нелегко. Но ничего, зубы-то у вас тоже молодые…

– Дождь все идет? – спросил Итале граф Орлант.

– Идет. Еще сильнее стал.

И прежняя беседа потекла снова. Молчание хранили только Итале и Гвиде.

Но, как оказалось, молчала и Пьера, сидевшая напротив Итале у камина. Она, впрочем, всегда мало говорила, когда собиралась большая компания. Зато с Лаурой – Итале не раз и сам это видел – они могли болтать целыми днями и о чем угодно. В этой же гостиной, или на берегу озера, или за лодочным сараем. Охотно она разговаривала, похоже, только с одной Лаурой. В этот вечер Итале то и дело посматривал на Пьеру, думая, почему Санджусто все время твердит, что она хороша собой. Впрочем, итальянцу вообще было свойственно видеть красавицу в каждой женщине. А что, если он, Итале, сам когда-то убедил себя, что внешность Пьеры ничем не примечательна? Нет, если присмотреться, черты лица у нее очень недурны, такое милое нежное личико, а фигура просто безупречна. И все-таки Пьера простовата! Ничего удивительного: всю жизнь провести в Малафрене и Партачейке, если не считать двух лет в монастырской школе Айзнара да неудачной помолвки с каким-то вдовцом чуть ли не сорока лет. А сейчас она всю себя отдает разваливающемуся хозяйству, пытаясь сама управлять поместьем. Что же тут странного, что она кажется сухой и бесцветной, как мертвая ветка дерева. Жизнь нанесла ей поражение еще до того, как она смогла вступить с ней в борьбу. Она и жить-то по-настоящему еще не успела начать. Где же ей было взять оружие, чтобы отсрочить неизбежное, побороться, прежде чем проиграть безнадежное сражение. Бедная девочка! Это не ее вина…

Так думал Итале, чувствуя с наслаждением, как жаркий огонь наконец согревает его, как приятно разгорелось лицо, как млеет все тело под рубашкой, становясь послушным и гибким. Пьера, отгородившись рукой от слишком сильного жара, искоса глянула на него. Ее тонкая, изящная рука была подсвечена красным.

– Что-то ты к нам уже несколько дней не заглядывала? – ласково заметил Итале.

– Уж больно погода была противная, – откликнулась она. – Я, между прочим, наконец-то принесла твою книгу. Все забывала ее вернуть, а тут вдруг вспомнила.

– Какую книгу?

– Твою. Я ее прочитала, и мне она больше не нужна.

Итале изумленно смотрел на нее.

– Ты, наверно, забыл? Когда-то очень давно ты дал мне ее почитать – лет пять назад. Она называется «Новая жизнь».

– Я не почитать ее тебе дал. Я ее тебе подарил!

– Хорошо. В таком случае я возвращаю твой подарок, – упрямо сказала Пьера.

Эмануэль исподтишка наблюдал за ними, сидя боком к камину. Итале казался смущенным. Видно, Пьере надоело его высокомерное отношение. Ведь эта девочка отлично умела любого поставить на место. И она знала, что ее есть за что уважать. Берке Гаври, ее послушный помощник, давно признался Эмануэлю, что Пьере всего за два года удалось удвоить доход, получаемый от Вальторсы в наличных деньгах, и теперь она вкладывала средства в различные усовершенствования. Эмануэль регулярно виделся с нею, когда она приезжала в Партачейку по делам поместья, и несколько раз выступал в качестве ее адвоката, давал ей юридические советы. Он считал эту девушку не только в высшей степени благоразумной, но и весьма решительной – а в общем, идеальной клиенткой! – хотя и считал втайне, что лучше бы все эти деловые качества принадлежали не молодой девушке, а мужчине. «У Пьеры исключительно сильная воля», – с удивлением заметил он как-то в разговоре с Пернетой, и та откликнулась: «А ты предпочел бы, чтобы она была покорной дурочкой?» Разумеется, это было несправедливо по отношению к нему со стороны Пернеты! Он молил Бога, чтобы Пьере удалось как-то встряхнуть Итале, вывести его из этого странного молчаливого оцепенения. И пусть ее воля станет еще сильнее, ведь для выполнения подобной задачи ей потребуется не только ум, но и очень сильный характер. Смутить-то Итале было бы легко: мальчик всегда был неосторожным. Но вот добраться до глубин его души, завладеть им, попытаться его переделать – это задача не из легких.

– Пьера, – сказал Итале, – я ведь уже…

– Хочешь, я напишу что-нибудь на ней, чтобы это больше походило на подарок?

– Нет…

– Например, так: «Здесь кончается новая жизнь. От Пьеры Вальторскар – с любовью». Подойдет? Мне и ходить за ней не надо – она вон там, на сундуке, в моей рабочей корзинке.

– Пьера, послушай, это, конечно, было так давно, но…

– Времена меняются.

– Я ее назад не возьму! Можешь ее сжечь, если хочешь! – Итале вскочил и быстро отошел к окну, выходившему на юг. Там он и остался, повернувшись ко всем спиной.

А Пьера продолжала сидеть у камина; половина ее лица была в тени, половина освещена красными отблесками пламени – она специально повернула голову, чтобы видеть Итале. Но за ним не пошла и даже не встала. Руки ее с крепко переплетенными пальцами спокойно лежали на коленях.

Наконец возвестили, что обед готов. Направляясь рядом с Пернетой в столовую, Итале все время смотрел на свою сестру и Санджусто. Лаура и Франческо! Сонеты в честь прекрасной дамы! Нет, это, пожалуй, уже слишком! Какую глупость он совершил, пригласив сюда этого итальянца! Да и Санджусто тоже хорош! Человеку, лишенному дома и цели в жизни, следовало бы как следует подумать, прежде чем начать изображать Петрарку, зная, что его ищет имперская полиция. Неужели они с Лаурой не понимают, что из этого ничего не выйдет? Точно лунатики, не ведающие, куда ступают во сне! Точно увлеченные спектаклем артисты! Вчера, например, Санджусто заявил:

– Жаль, что все мои средства вложены в наше поместье в Пьемонте! По-моему, я мог бы и здесь завести неплохое хозяйство – купил бы, например, акров пятьдесят земли и посадил бы такой вот сад… –