Утопия-модерн. Облик грядущего - Герберт Уэллс

Собравшиеся члены решили, что не должно быть ни открытого суда, ни тем более публичного осуждения. Это спровоцирует восстание. Мировому властелину предстояло получить таблетку и сделать выводы наедине с собой в укромном месте. К тому же его никто не торопил. Ему предоставили возможность «посидеть на весеннем солнце среди цветов и зеленых деревьев», и он мог покончить с этим в любое удобное для него время.

Все согласились, и только Жанна принялась кричать, что эти последние полчаса влюбленным нельзя позволить провести вместе.

На долгие годы стальные ленты сохранят пронзительные интонации этого мучительного эпизода.

– Это останется со мной до конца моих дней! – голосила Жанна. – Я ЭТОГО не вынесу!

– Это не так, – приводятся далее слова Элизабет. – У тебя больше нет нужды страдать. Больше нет поводов для ревности. Все кончено. Кончено навсегда. А теперь я ухожу. Прочь отсюда! Я никогда не желала причинить боль Ардену таким способом. Откуда мне было знать? Конечно же, мы не станем с тобой прощаться. Нам нечего сказать друг другу. Ты не смогла справиться со своей ревностью и сделала то, что сделала. Но знай, я никогда не хотела причинять тебе боль. И ему тоже.

Таковы ее слова в том виде, в каком они приведены в стенограммах, но мы никогда не услышим их звучания. Человек, который записал их спустя столетие после того, как они были произнесены, слышал их, когда выводил буквы на бумаге, слышал, как голос Элизабет слабеет, если он слабел. Говорила ли она от души или произносила заученную отрепетированную речь? Нам остается только догадываться, насколько эти слова передавали жестокую драму и действительно ли в них заключалось простое великодушие.

Не сохранилось описания последних мгновений Ардена Эссендена, человека, составившего прокламацию об основании Мирового государства. Вполне вероятно, что он посидел какое-то время в каком-нибудь залитом солнцем саду, а потом тихо и безмятежно проглотил любезно предоставленную таблетку. Возможно, он думал о своей жизни, прошедшей в борьбе, о своих первых днях в годы опустошения и о долгой битве за Мировое государство, за которое он так упорно боролся. А впрочем, по всем законам романтики он мог думать только об Элизабет. Как бы то ни было, гораздо более вероятно, что этот человек был слишком утомлен и сбит с толку, чтобы мыслить связно, и тупо сидел на солнышке, глядя на цветы, составлявшие концовку его рассказа. Эта книга для него закрылась на последней странице. Он умер где-то на севере Франции, но где именно, в записях не сказано.

Сохранившейся информации о судьбе Элизабет Хорти, которая покончила с собой в тот же день, гораздо больше. Для нее таблеток не нашлось. Эта женщина выбрала один из самых доступных для ее профессии путей. Подняла машину на предельную высоту и вышла из кабины. Вверх летчица шла практически вертикально, словно пыталась улететь с планеты, простившейся с романтикой.

«Самолет перестал набирать высоту, повис неподвижно в небе дрожащей пылинкой. Начал колебаться и падать как сорвавшийся с дерева пожелтевший листик. Среди ветвей небольшой дубовой рощицы недалеко от замка Шантийи был найден клочок человеческой плоти».

Всего через пару недель Хупер Гамильтон также поддался «эгоизму» и принял смертельную дозу снотворного в своем летнем домике на Аландских островах.

Мелодраматическая интерлюдия, больше похожая на не самую оригинальную новеллу, на том и закончилась. Надо отметить, что в своей элементарной грубости она не вяжется ни с тем, что ей предшествовало, ни с тем, что за ней последовало. Нам говорят, что были и другие подобные «истории» о людях Первого совета, но все остальное, кроме этого единственного образца, оставлено на волю нашего воображения. Он выглядит слишком неуместным в нашей общей истории и по этой причине безжалостно разрывает саму ткань повествования. Тем не менее, сквозь эту узкую щель мы видим жалкие фантазии человечества, которое устремлялось к наивысшему накалу личной страсти.

Что чувствовала эта молодая женщина, когда ступила в пустоту над перистыми облаками? Считала ли она, что ее жизнь того стоила? Так или иначе, но история называет ее «последним романтиком».

Глава 3

Бесполезное восстание

Насколько можно судить по тексту, историки 2106 года убеждены, что Элизабет Хорти не являлась тайным агентом федеративных националистов. Тем не менее, они воспользовались ее смертью как поводом для начала открытого мятежа. В качестве основного аргумента в пользу непричастности любовницы Эссендена к революционной деятельности приводится как раз тот факт, что она не полетела на своем самолете к повстанцам в Германию. Этой женщине явно было наплевать на монархический заговор. Возможно, она даже не знала о его существовании. И она, и Арден Эссенден, вне всяких сомнений, жили и умерли верными, по крайней мере в намерениях, Современному государству.

Бунтовщики с упоением ухватились за эту трагедию и использовали ее как символ своей борьбы. Долгое время считалось, что Эссенден отрекся от социалистического космополитизма Басрской конференции в пользу федеративного национализма. Весьма любопытно будет отметить, что легенда о старой бедной Лиге Наций стала куда мощнее, чем ее живая реальность. И в этом, безусловно, присутствует своя изуверская ирония, что именно хиленькая структура межвоенного периода породила формулу для попытки снова разделить мир на «суверенные фрагменты». Декларация так называемого принца Манфреда Баварского поставила Лигу в центр своих обещаний. Принц говорил о Лиге, как о Всемирной федерации свободных народов и обещал свободу мысли, преподавания, торговли, предпринимательства, религиозного исповедания, базового английского, а также свободу от чужеродного влияния. Для того, чтобы подчеркнуть свое отношение к происхождению Собратьев, Манфред устроил небольшой и очень аккуратный еврейский погром в одном из районов Франкфурта.

(От этого места и до другого, которое укажу, когда до него доберусь, могу с достаточной достоверностью растолковать суть записей. – Ред.)

В этот период беспорядков так и не случилось ничего такого, что хотя бы отдаленно можно было бы назвать генеральным сражением. Мировой совет имел огромное преимущество, так как держал в своих руках все средства связи. Военные и военно-морские эксперты могли бы объяснить глуповатым повстанцам, что без эффективной дистанционной связи войны не выигрывают. Перед тем как принять свою таблетку, принц Манфред успел издать несколько смелых прокламаций «ко всему миру», но поскольку базовый английский был отвергнут его движением, они были переведены только на несколько местных языков, напечатаны на ворованной бумаге и оказались востребованы, по большому счету, только коллекционерами. Попытки глушить общественное радио следует воспринимать не более чем мелкой пакостью, нежели серьезной акцией с далеко идущими последствиями. На начальных этапах произошло некоторое оживление производства боеприпасов на заводах, захваченных повстанческими бандами, но, как правило, производственные мощности сворачивались самое большее через несколько недель под усыпляющим влиянием пацификина. К националистам улетели несколько дезертиров из Воздушной полиции и небольшое количество предателей на частных самолетах, но это, по сути, ни на что не повлияло. Бдительные полицейские патрули при почти полном отсутствии независимых аэродромов смели восстание с лица земли.

Оставались бомба, запрещенный пистолет, кинжал и засада. Именно они сделали восстание грозным. Мировому Контролю пришлось прибегать к шпионажу, поисковым рейдам, ограничению частного передвижения и противодействовать насилию путем карательных экспедиций. Последние этапы борьбы превратились в мрачную и даже ужасную главу в истории человечества. На узких улочках, в толпе и на совещаниях, в административных бюро и на обочинах новых дорог прятался смертоносный патриот. Постепенно и незаметно он слился с преступными группировками.

Именно эта кампания убийств, «Война молчащих и разоруженных», как выразился принц Манфред, на полвека ожесточила сердце Современного государства. Предпринимались «превентивные» меры. Пришлось стать подозрительным и недоверчивым. Это ужасное существо, агент-провокатор, снова оказалось при деле еще до наступления XXI века. Этот род деятельности, безусловно, не исчез до Межевской декларации 2059 года, но о нем нигде не упоминается после 2030-го. Правительство, пришедшее к ликвидации через Ардена Эссендена и принца Манфреда, осознало чрезвычайную решительность и легкость смертоносной таблетки. Грубые формы казни уступили место более вежливому методу. Каждый осужденный имел возможность повторить смерть Сократа, собрать друзей, если хотел, посетить какое-нибудь прекрасное место и удалиться в свое бюро. Напрасно ветеран Рин Кей протестовал