"Фантастика 2025-163". Компиляция. Книги 1-21 - И. А. Намор

кому-нибудь спинку», то этим кем-то была его собственная супруга. Не то чтобы Шаунбург возражал – отношения с Вильдой чем дальше, тем больше становились похожи на «человеческие» – однако Кайзерина к этому времени окончательно заняла в его уме и сердце положение единственного и непререкаемого авторитета. Как так вышло? Он, впрочем, об этом и не задумывался, почти полностью потеряв за прошедшие месяцы способность к рефлексии. Теперь он думал «короче», хотя чувствовал – видит бог – «больше и глубже». Такая вот негегельянская диалектика.

А после бани хозяева пригласили на «кофе с ликерами», и разговор – не Баст его инициировал, но таким поворотом беседы был вполне доволен – зашел о последних событиях в Чехословацкой республике.

– Если бы вы видели то, что видел я, – Вольфганг Шенк, зять хозяина дома, оказался весьма эмоциональным и легко возбудимым субъектом, но он знал, о чем говорит, и за это ему многое можно было простить. – Если бы вы только видели, Себастиан! В Кульмбахе и окрестностях мы развернули пять временных лагерей для беженцев. Люди уходят из долины Егера в чем были, без денег и вещей…

– Это их выбор, Вольфганг, – а вот Матиас, шурин герра Шенка, более сдержан. – Их никто не заставлял бежать с родины. Они ведь там всегда жили…

– Но не всегда были меньшинством, – возразила Кайзерина, с благодарной улыбкой принимая поднесенный Бастом огонек. – Как подданные австрийской империи они принадлежали к правящей нации. Но в восемнадцатом году…

– О, да! Восемнадцатый год, – Клаудиа фон Фогельвейзен перевела взгляд на окно гостиной, словно ожидала увидеть там трагические картины прошлого. – Вы, молодежь, даже представить себе не можете, что мы пережили, когда рухнули устои, и под руинами двух империй исчезла наша прошлая жизнь. Вы были слишком малы…

«Н-да, вишневый сад…»

– А с той стороны что-то есть? – спросил Баст вслух и пыхнул сигарой.

– Рейхенберг еще держится, – ответил Вольфганг. – А из Егера и соседних городков отряды фрайкора ушли в горы, но, если чехи не прекратят творить насилия, наверняка последует новый взрыв.

– Не думаю, – покачал головой Матиас. – Люди напуганы… Если они уходят в Германию, значит, не верят, что что-то еще можно сделать.

– Почему же мы не вмешиваемся? – спросила Петра – жена Матиаса.

– Потому что чехи сильнее, – пожал плечами Баст. – Сейчас они сильнее, – объяснил он удивленной его словами Вильде. – У них не было ограничений…

– Вчера в Рейхстаге выступал рейхсканцлер… – Баст сразу же обратил внимание, что Матиас не называет Гитлера по имени и фюрером не называет тоже. – И, хотя он был весьма красноречив, по сути, его выступление сводилось к констатации простого факта: мы ничего не можем, а другие – прежде всего англичане – ничего для нас, немцев, делать не хотят. Не говоря уже о французах.

– Да уж, Матиас, лягушатники очень болезненно отреагировали на нашу попытку денонсации Локарнских соглашений, – напомнил Баст. – Возможно, Судеты, как и щелчок по носу «цыганскому капралу» в Рейнланде – это наша плата за возвращение Саара.

– Возможно… но согласитесь, Себастиан, как все это не вовремя.

– Да, – кивнула Кайзерина, только что пригубившая ликер из хрустальной рюмки. – Им бы стоило подождать пару лет, и все могло бы случиться по-другому.

– Но история не знает сослагательного наклонения, – улыбнулась Кайзерине Вильда. – Ведь так?

– Как знать, – загадочно улыбнулась в ответ Кейт. – Как знать… Но вот мне по-настоящему любопытно: что такое вдруг случилось, что наши братья в Судетах так воспламенились?!

– Как, Кайзерина! – Баст даже головой покачал от удивления. – Разве ты не знаешь? Все это из-за покойного Генлейна.

– Но чехи утверждают, что его убили вы, немцы, – надменно подняла бровь Кейт.

– И кто же им поверит, кроме вас… болгар? – откровенно усмехнулся Баст, а Вильда совершенно неожиданно для остальных присутствующих прыснула в ладошку. Она знала несколько больше остальных об отношениях, связывающих ее мужа с Кайзериной Кински. Однако даже она не знала правды. Всей правды.

Интермеццо

Москва, Кремль. Июнь 1936 года

Музыка нравилась всем. Это отражалось на лицах людей, сидевших в кремлевском кинозале и не очень внимательно следивших за экранным действом. В какой-то момент показалось даже, что люди эти просто наслаждаются хорошей музыкой, не особо интересуясь сюжетом и уж совсем не обращая внимания на титры сделанного на скорую руку перевода…

Впрочем, «зрители» по долгу службы смотрели фильм не в первый раз и больше косились в центр зала, наблюдая за реакциями сидевшего в среднем кресле Сталина.

Многое бы они отдали, чтоб узнать, что на самом деле творится в голове человека, взявшего на себя ответственность за одну шестую часть суши.

А в янтарных глазах вождя – кружится планета. Летит сквозь пустоту космоса то ли под песенку Максима: «Крутится, вертится шарф голубой…», то ли под «Парижское танго»: «Танго, в Париже танго…» Или все иначе – вращают ее марширующие батальоны солдат грядущей войны? Он не знает ответа и дорого бы заплатил за правильные вопросы. Впрочем, кому их задавать? Богу? Или, быть может, призраку коммунизма? Но кружится планета, летит из прошлого в будущее и пока еще не горит…

«Танго, в Париже танго… Шэни дэда!»

Вслух прозвучало лишь негромкое:

– Это… она?

Ответ очевиден – именно поэтому и смотрит товарищ Сталин этот фильм сейчас. Тогда зачем спросил?

Но Штейнбрюк не удивился обращенному именно к нему вопросу. Он его ждал.

– Так точно, товарищ Сталин.

– Виктория… Интересно, чья это виктория?

Кроме Сталина и Штейнбрюка, в зале еще двое: Урицкий и Берзин. На шутку никто не улыбнулся. Но вождя не интересует чувство юмора военных разведчиков. У них другие достоинства, если, конечно, они у военных есть…

«Есть? Возможно…»

Он смотрит, и не без удовольствия, эту фильму, пытаясь понять, что и зачем здесь сделано, и почему так, а не иначе. И – самое главное – его интересует женщина, актриса, Виктория… Потому что, возможно, через нее ему удастся наконец разглядеть и понять того, кто известен Сталину только по нескольким фотографиям и весьма лаконичной справке, предоставленной несколько недель назад.

А актриса… Объективку на нее он посмотрел: француженка, бакалавр философии, активная комсомолка, сотрудничала с «L'Humanité», ушла на нелегальное положение, переправлена в СССР, разведшкола, короткие командировки в Европу в качестве переводчицы различных делегаций и курьера. Оперативный псевдоним – «Галатея»; присвоено воинское звание лейтенант. Благодарности… Краткая характеристика.

«Симпатичная… можно даже сказать, красивая».

И снова вслух:

– Не велика… Виктория… но и не мала…

Не фигура актрисы интересует Сталина – глаза.

«Кто сказал, что глаза – зеркало души? Толстой? Нет… Сейчас… не это главное».

Галатея играет