"Фантастика 2025-163". Компиляция. Книги 1-21 - И. А. Намор

А в Европе, а в мире… Там, собственно, все как всегда. И коли уж намылились «решать», значит, будем решать. «Немецким вопросом» занялась Лига Наций, на которую Берлин уже не первый год плевал отовсюду откуда мог, следовательно, и скорого решения ожидать не приходилось. Пока суд да дело, в Судетах оставалось введенное чехами еще в конце февраля военное положение, а в Германии – национальная истерия, и так уже доведенная до высокого градуса, кипела, едва не переливаясь через край. Но, увы, силовое решение проблемы никак не проходило. Неудача с ремилитаризацией Рейнской области и последовавшая за этим мобилизация французской и бельгийской армий показала опасность – пусть временную – бряцания отсутствующим оружием. Возможно, окажись чехи и немцы один на один, Гитлер бы решился, хотя чехословацкая армия образца 1936 года и была одной из лучших в Европе. Во всяком случае, по техническому оснащению наверняка. Однако не было печали, так СССР неожиданно – или, напротив, вполне ожидаемо – занял в данном вопросе весьма жесткую позицию, и новое правительство Франции – в свете февральского покушения в Париже – подыграло русским[154]. А лезть на рожон в такой ситуации не мог себе позволить никто, тем более лидер только-только встающей на ноги Германии. Нет, если рассуждать здраво, ничего еще там, в Чехии, не кончилось. Возможно, все только начиналось, однако это была уже совсем другая – альтернативная, выражаясь языком будущего – история, и куда вывезет эта «кривая» – поди узнай!

А между тем, то, чем занимался Баст, на поверку оказалось еще одним оригинальным опытом. Штурмбанфюрер Шаунбург занимался «разжиганием войны». Возможно, Гейдрих совсем не зря послал его партизанить в Судеты, поскольку сразу после Чехословакии, выполнив несколько простеньких поручений шефа, Баст вплотную занялся подготовкой военного переворота в Испании. И оставалось надеяться, что редкие его сообщения, уходившие в «Париж, до востребования», дошли до адресатов, и друзья знают, где он и чем занят, а значит, и господин товарищ Штейнбрюк получил очередное заказное блюдо для ума. И хорошо, если так. Ведь думать не вредно?

* * *

Всякое в жизни случается. Если бы специально искали – не нашли бы. А тут настоящий «рояль в кустах», подлинный «бог из машины»… Случай? Судьба? Голова шла кругом – «синдром попаданчества», как назвал это состояние Олег – в крови алкоголь и феромоны – «Или гормоны?» – неважно. Важно, что тебе снова двадцать и рядом интересный мужчина, а вокруг необыкновенно красивый, просто сказочный город. Чудесный день. Дивный вечер. И томление тела в предвкушении волшебной ночи. А то, что волшебства не состоялось, так в этом сама, в сущности, и виновата, но… не все прошлое осталось в будущем… А вот вечером… Какая сила затащила их тем вечером именно в ту каварню? Неужели в Праге мало кабаков?! Но – то ли добрый ангел пролетел, то ли «кривая вывезла» – они пришли туда, куда надо, тогда, когда следует, и сделали что-то такое, чего в «здравом уме» делать никогда не стали бы.

Татьяна возвращалась памятью к событиям того «рокового» дня и не переставала удивляться. День, как показали дальнейшие события, оказался вполне судьбоносным. Олег «убрал» Генлейна… Она – и снова же из-за Ицковича – спела вечером «Парижское танго». А Рамсфельд услышал и впечатлился настолько, что оставил им свою визитку. То есть одного этого было бы достаточно, чтобы назвать ее – вернее, Олега – везунчиком.

«Нет, не то слово… счастливец, удачник, сын удачи – точнее».

Это Ицкович рассказал как-то, что удачливых людей называют на иврите «бар мазаль», и в вольном переводе это означает «хозяин, сын или кто-то там, приходящийся кем-то там самой удаче». Вот и попробуйте сказать «нет»! Ведь Рамсфельд-то не просто антрепренер, а один из крупных и наиболее успешных немецких импресарио не-евреев. И он, «великий» Рамсфельд, попасть под опеку которого мечтали многие знаменитости, буквально влюбился в Таню и, хотя, видит бог, услышал в ее исполнении всего одну, пусть и очень хорошую, песню, решил, что у нее большое будущее. Что тут сыграло? Охватившее ее настроение, эмоции, гормоны-феромоны, бурлящие в крови, – весь коктейль выплеснулся в танго!

Виктор позвонил немцу, и тот примчался в Париж. Недели не прошло, как он уже сидел в зале парижского варьете и «смотрел» Таню «в действии». В отличие от пары весьма импульсивных коллег-французов, «рассматривавших проблему» вместе с ним, Курт Рамсфельд на этот раз был совершенно неэмоционален. Напротив, он был даже несколько сумрачен – что свойственно, как говорят, «тевтонскому гению», но, тем не менее, выкурил длинную сигару и выпил три или четыре рюмки коньяка, пока Татьяна и Виктор прогоняли свой репертуар.

– Ну, что ж, – сказал Рамсфельд, когда все закончилось. – Я не ошибся, – улыбка тронула его полные губы, встопорщив совсем по-кошачьи маленькие усики. – И это очень приятно. Вы, фройлен, очень хороши. Если позволите мне выразить то, что я чувствую. Вы настоящая дива, хотя над этим еще следует поработать. Однако это настоящий сюрприз, какой у вас замечательный автор слов и музыки. Экселенс! Я снимаю перед вами шляпу, герр Руа! Вы – маэстро! Вы…

– Благодарю вас, герр Рамсфельд! – вежливо поклонился немцу Федорчук. – Но я чужд публичности, да и работал над песнями не один. Поэтому автором слов и музыки у нас будет кто-нибудь другой.

– Кто? – Рамсфельд умел не только восхищаться, работать он умел тоже.

– Ну, скажем… Раймон Поль, – предложил Виктор и, наконец, с видимым удовольствием закурил. – Как вам такое имя?

– Раймон Поль, – повторил за Виктором антрепренер с таким выражением, словно пробовал псевдоним на вкус. – Раймон Поль… А знаете, герр Руа, совсем неплохо! Даже, я бы сказал, хорошо. Раймон Поль! Вполне!

И завертелось. Через три дня Таня появилась в программе одного из варьете Монмартра. Еще через день в другом – на бульваре Клиши, а через неделю выступала уже в трех варьете, и на ее выступление с «Парижским танго» и «Желтыми листьями» зашли – как бы невзначай – директор «Мулен Руж» и несколько серьезных господ из Латинского квартала. Успех был феерический, но антрепренер не собирался довольствоваться малым.

– Летом Олимпиада, – веско сказал он и еще более веско качнул тяжелым подбородком.

Но это означало, что времени у них в обрез, и «раскручивать» Татьяну нужно так быстро, как только можно.

Рамсфельд задействовал все свои знакомства в Париже, а их у него оказалось совсем немало, и госпожа Виктория Фар стремительно ворвалась в артистический мир Парижа. Псевдоним для Татьяны предложил Федорчук,