"Фантастика 2025-163". Компиляция. Книги 1-21 - И. А. Намор

* * *

Олег уехал, и ничего странного или тревожного в этом, казалось бы, не было.

«И не должно быть…»

Уехал и уехал. Он же на службе: когда-никогда, а должен работать. В присутствие, скажем, сходить или еще что. Но сколько ни повторяй слово «халва», во рту сладко не станет. И тревога, возникшая сразу же, как только вышколенный портье в «Deutscher Kaiser» передал Олегу телеграмму от «дядюшки Вернера», не уходила, но странное дело, Ольга этому даже обрадовалась. Тревога – это ведь хорошее человеческое чувство и очень женское к тому же.

«Тревожусь, значит, – не безразличен», – с улыбкой думала она, но, видимо, «улыбка» оказалась «не того калибра», или Кейт вообще разучилась вдруг контролировать свои эмоции, только Вильда что-то заметила и насторожилась.

Что? – не слово, всего лишь взгляд. Но эмпатия, о которой Ольга раньше лишь в книжках читала, была у Кейт чрезвычайно развита, а в последние две недели – «Вино и любовь – страшная сила!» – еще и обострилась до чрезвычайности. Так что на немое «Что случилось?» Вильды, она ответила сразу же и словами.

– Не знаю… Но на душе…

– У меня тоже, – за время разлуки с «дорогим Бастом» Вильда побледнела немного, и в глазах появился некий лихорадочный блеск. Ничего избыточного. И того, и другого совсем по чуть-чуть, но умеющий видеть изменения уловит и интерпретирует правильно. А все остальные скажут: удивительно похорошела, и будут правы, потому что, и в самом деле, расцвела, хоть и раньше в дурнушках не числилась.

«Влюблена как кошка, – решила Кейт. – И, пожалуй, мнэ… Беременна?»

– Тебя не подташнивает, милая? – спросила она ласково.

– Меня? – вскинулась Вильда. Полыхнуло зеленым пламенем, и вдруг краска начала заливать мраморно-белую кожу лица и шеи.

– А если даже «Да», что за стыдливость вдруг? – покачала головой Кейт и тяжело вздохнула. Про себя, разумеется, но факт – вздохнула. И причина имелась. Даже две: ревность и озабоченность. Сама свела и сама же ревновала, одновременно, впрочем, и этому обстоятельству радуясь тоже: значит, не машина, не робот биологический, не функция, как показалось было, в какой-то момент в Париже, а живая женщина со всем, что в это определение входит. Ну, а озабоченность – это и того проще. Дети – это счастье, разумеется, но в их обстоятельствах…

«Ох!»

– А если даже «Да», что за стыдливость вдруг? – покачала она головой.

– Да, – сказала в ответ Вильда, и Кейт словно кипятком облили. – Нет, – взмахнула жена Баста руками и длинными ресницами. – Не знаю… – растерянно улыбнулась, пунцовая от смущения и словно бы пьяная от переполнявших ее противоречивых чувств.

«Что за бред?»

Оставалось только обнять «дурочку», прижать к себе и по-матерински поцеловать в макушку.

«По-матерински? – удивилась Кейт, поймав последнюю мысль за хвост. – Это с какой такой радости? Мы же с Ви ровесницы…»

Однако именно так, и с этой путаницей срочно что-то следовало делать.

«Как и с Бастом… И с Бастом тоже», – согласилась она с очевидным.

По-видимому, она слишком долго отказывалась рассматривать «неудобные» вопросы, и ничего хорошего из этого не вышло. Загонишь такое в подсознание, получишь на выходе невроз. И это в лучшем случае. А в худшем – шизофрению.

«А оно нам надо?»

Разумеется, нет. Не надо, не нужно, ни к чему.

– Вот что, красавица, – сказала она, отстраняясь от Вильды и глядя той прямо в светящиеся колдовской зеленью глаза. – Тебе два поручения. Первое, выясни, будь добра, кто здесь лучший гинеколог и шагом марш к нему. Задание понятно?

– Да, – тихо ответила Вильда. – А ты? Ты…

– Я подожду тебя в гостинице, – усмехнулась Кейт, у которой вдруг образовались не терпящие отлагательства дела. – У меня, знаешь ли, на них идиосинкразия.

– Почему?

«Боже мой! Взрослая же женщина! И откуда, спрашивается, такая наивность?»

– У нас разный жизненный опыт, Ви, – Кейт выполнила ладонью некое сложное действие, расшифровать которое Вильда наверняка не могла. – Ты просто не поймешь.

– Ладно, – кивнула Вильда. – А второе?

– Узнай у портье расписание поездов. Мы едем в Софию.

– Куда?! – опешила Вильда.

– В Софию, – улыбнулась довольная произведенным эффектом Кейт. – Баст на службе, и что-то мне подсказывает, что в ближайшие месяц-два мы его поблизости от себя не увидим. Как полагаешь?

– Да, – согласилась Вильда, медленно приходившая в себя после пережитого стресса. – Наверное.

– Вот мы и воспользуемся случаем… Впрочем…

– Что?

– Все время забываю о мелочах, – мрачно объяснила Кейт.

– О чем ты? – нахмурилась Вильда.

– О проклятой визе! – Кейт с сомнением посмотрела на свой портсигар, сиротливо лежавший посередине стола, но не закурила, оставив очередную пахитосу на потом. – Я забыла, что тебе нужна виза. Следовательно, мы едем в Берлин. Там быстренько сделаем тебе болгарскую визу и «ту-ту» – я уезжаю, но скоро вернусь!

* * *

«Седьмой день без Баста… полет проходит нормально…»

Кем она себя ощущала? Кем была и кем стала? Простой вопрос, но вот ответ на него при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж и очевидным. Теоретически она должна была остаться тем, кем была, то есть Ольгой Васильевной Ремизовой, русской, беспартийной – шутка – разведенной, тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения, проживающей… то есть проживавшей, разумеется, в Санкт-Петербурге, по адресу Большой Сампсониевский проспект, дом номер…, квартира на третьем этаже. Но чем дальше, тем меньше она ощущала себя Ольгой, хотя и Кайзериной Кински – той настоящей Кайзериной, какой та была до «вселения» – не стала тоже. И что же получалось?

«Одно сплошное безобразие!» – невесело усмехнулась Кейт и наконец закурила.

– Кейт, – сказала она вслух, выдохнув сладковатый дым пахитосы. – Кайзерина, Кисси…

Немецкие фонемы не раздражали. Пожалуй, напротив, воспринимались гораздо более естественными, чем русские. И вот, что странно: Кайзериной она не была и – не стала, перестав одновременно быть Ольгой, но имя, имена – приняла, как свое, родное, с нею родившееся и ставшее частью ее личности. Возможно ли такое? А черт его знает! Наверное, это мог бы объяснить Баст – «И где же тебя носит, милый кузен?!» – но его сейчас нет рядом. А сама она и объяснять ничего не желала. Есть только то, что есть, а почему и отчего, кому какое дело?! Вот была она когда-то полноватой и тихой Олей-тихоней – вечной актрисой второго плана, играющей роли без слов, и что? Кто-то интересовался, почему умная от природы – она ведь никогда не была глупее ни одноклассников, ни однокурсников, скорее, наоборот, –