Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть) - Алёна1648

стола, кипа бумаг, перо, чернильница, где можно было создать иллюзию контроля над этим неумолимым механизмом.

Он вошёл, с привычным жестом потянулся за медицинскими записями, уже успев забыть об обеде, о словах коллег, об омеге-санитаре, который слишком торопливо передавал новость, о молчании, что повисло после. Всё это было вне кабинета. Здесь же была только работа.

Но, как оказалось, не только.

Дверь распахнулась без стука, резко, слишком уверенно, и по коже пробежал знакомый холодок. Не от страха. От понимания.

«Ну вот, опять он…».

Высокий, широкоплечий, в безупречно сидящей военной форме, он заполнил собой дверной проём, будто создавая невидимую преграду, запирая кабинет, перекрывая выход.

— Доктор Миргородский.

Голос звучал ровно, но слишком непринуждённо. Не как у человека, пришедшего за медицинской помощью, а как у того, кто давно решил для себя что-то большее.

Мирослав отложил ручку, взглянул на него без намёка на приветствие, без удивления, без раздражения. Только короткий, изучающий взгляд, словно за секунду он пытался просчитать, зачем этот человек здесь.

— У вас назначено?

Это был ритуал. Вопрос, который задаётся не для ответа, а для обозначения границ.

Альфа чуть прищурился, и уголки его губ дрогнули в той насмешке, которая не требует слов, потому что в ней уже содержится ответ.

— Конечно. Разве можно отказаться от возможности ещё раз попасть в руки к такому врачу?

Мирослав не ответил. Не потому что не знал, что сказать. Просто не видел смысла.

«Он испытывает меня».

Слишком открыто. Слишком уверенно. Слишком… вызывающе.

Он видел таких людей. Не тех, кто роняет взгляды, не тех, кто приходит, чтобы просто получить помощь, а тех, кто приходит, чтобы проверить.

«Проверить, кто ты. Проверить, на что ты способен. Проверить, сломаешься ты или нет».

Альфа прошёл в кабинет, сел в кресло, закинул одну ногу на другую — слишком свободно, слишком расслабленно, так, как не садятся пациенты, ожидающие осмотра. Он не был в обороне. Он был в нападении.

Мирослав чувствовал это. И поэтому не торопился заговорить.

Он глубже вдохнул, отпустил напряжение, которое едва ощутимо начало копиться где-то под рёбрами. Он не позволит этому человеку задать тон. Не позволит навязать игру, в которой не хочет участвовать.

Он просто сделает свою работу.

— Что вас беспокоит?

Голос Мирослава остаётся ровным, профессиональным, но не холодным, потому что холодность в таких ситуациях — это уже реакция, уже ответ на чужую игру. Он делает вид, что не замечает взгляда, направленного прямо на него, делает вид, что перед ним просто очередной пациент, что он не чувствует, как пространство кабинета вдруг стало меньше, как воздух в нём стал гуще, насыщеннее, будто наполненный невидимым электричеством.

Альфа улыбается шире, чуть склоняет голову, наблюдая, изучая, оценивая.

— Да так, ничего особенного. Просто решил проверить, как дела.

— Проверить?

Мирослав медленно поднимает глаза, чуть сужает взгляд, но не столько с недовольством, сколько с лёгким, едва уловимым недоумением, как человек, который пытается понять чужую логику, но никак не может сложить её в понятную картину.

Альфа усмехается.

— Ну да. В прошлый раз вы так внимательно меня осматривали, что я решил — вдруг вам самому будет приятно снова увидеть меня?

Мирослав моргает, но не потому, что удивлён. Скорее потому, что хочет дать себе дополнительную секунду, чтобы обдумать реакцию.

«Это уже не визит к врачу».

В воздухе повисает пауза, но пауза эта не пустая, не неуверенная — она наполнена напряжением, тем самым, которое возникает, когда кто-то испытывает границы, проверяет, как далеко можно зайти, насколько крепок лёд под ногами.

Мирослав не отвечает сразу, он смотрит на него, выжидая, словно отмеряя время, словно взвешивая каждую деталь этого момента. Он знает, что может сказать что-то острое, что-то, что разрежет этот тонкий баланс, заставит альфу либо отступить, либо сделать ещё один шаг вперёд.

Но он не делает ни того, ни другого.

— Откройте рот.

Сказано сухо, нейтрально, без лишних эмоций, но в этой нейтральности — отказ, сопротивление, защита. Это не приглашение, не участие в чужой игре, это прямой сигнал: «Я здесь не для этого. Ты ошибся.»

Альфа на секунду замирает, взгляд его становится чуть более сосредоточенным, но лишь на мгновение. Затем он подчёркнуто послушно приоткрывает рот, демонстрируя зубы, но при этом его глаза продолжают оставаться прикованными к Мирославу.

«Он испытывает меня. Ждёт реакции. Думает, что может играть».

Но Мирослав не даёт ему этой слабости.

Мирослав медленно берёт инструмент, движения его выверены, точны, предсказуемы — в них нет суеты, нет ни намёка на неуверенность. Всё, что он делает, подчинено ясному, строгому порядку, отточенному годами работы. Он приближается, сокращая расстояние, но делает это не потому, что хочет приблизиться, а потому что это требует ситуация.

И всё же — пространство кабинета внезапно кажется теснее.

Он чувствует это сразу: изменение в воздухе, в напряжённой неподвижности альфы, в том, как тот чуть приподнимает голову, позволяя ему подойти ближе, в том, как взгляд его не отвлекается, не мечется по потолку, как это делают обычные пациенты, нет — этот смотрит прямо на него, спокойно, уверенно, будто именно он — наблюдатель, а не объект осмотра.

Запах.

Стерильность больницы, антисептики, лекарственные травы, слабый аромат металла, притаившийся в воздухе — всё это приглушается, смазывается на заднем плане, потому что сквозь него пробивается другое, более сильное, более живое, более осязаемое. Альфа-феромоны. Тяжёлые, властные, пропитанные чем-то неуловимо согревающим, тем, что даёт ощущение прочности, основательности, силы.

Их обычно не замечаешь, если они не направлены на тебя.

Но этот направлен.

Это не агрессия, не попытка напугать, подавить. Нет, это тоньше, глубже, это прикосновение невидимой власти, мягкое, но настойчивое, изучающее, проверяющее.

«Значит, он хочет проверить, насколько далеко можно зайти?».

Мирославу приходится сделать чуть более глубокий вдох, чем обычно, прежде чем он сосредотачивается на осмотре.

Он смотрит в рот пациента, внимательно осматривает зубы, проверяет заживление. Всё в порядке. Всё давно зажило.

«Тогда зачем он здесь?».

Он медленно отходит назад, ставит инструмент на место, не торопясь говорить, давая себе лишнюю секунду, чтобы не показать раздражение.

— У вас нет проблем. Всё зажило.

Он произносит это ровно,