Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть) - Алёна1648

человек, который никогда бы не сел здесь, если бы не необходимость, если бы не странный, нелепый поворот событий, заставивший его остаться.

«Он всё ещё скептически настроен».

«Он всё ещё не верит».

Но Мирослав не даёт ему времени на сомнения.

Он не спрашивает ничего лишнего, не комментирует его поведение, не выказывает раздражения, не пытается объяснять очевидное. Просто берёт инструменты, проверяет их, быстро, но тщательно, и начинает осмотр.

Движения точные, отточенные до автоматизма, такие, которые в иной обстановке могли бы показаться даже холодными, но сейчас — именно такими, какими и должны быть.

Пациент сперва остаётся настороженным, но потом…

Потом в его теле происходит едва заметное изменение.

Руки, которые сперва были напряжённо сведены на коленях, чуть разжимаются. Плечи больше не такие скованные. Грудь больше не вздымается с каждым вдохом так, будто он готов к возражению или к спору.

«Значит, замечает».

«Значит, понимает».

Этот врач не суетится. Не совершает лишних движений. Не тратит время впустую.

Этот врач просто работает.

Осмотр длится не так долго, как могло показаться. И, когда Мирослав отступает назад, ставя инструмент на место, его голос остаётся ровным, без оттенка вопроса, без скрытой уступки.

— Воспаление мягких тканей, требуется обработка. Я выпишу антисептик и обезболивающее.

Глухая пауза.

Пациент хмурится, сдвигает брови, будто не до конца удовлетворён, но на самом деле… на самом деле он не может ничего возразить.

Но возражение — это вопрос власти.

И он не хочет просто так признать, что врач, в котором он сомневался, оказался прав.

— Что, вот и всё? — в голосе ещё звучит прежняя интонация, но уже без того прежнего напора.

Мирослав медленно поднимает брови.

— А вы ожидали чего-то другого?

Пациент не сразу отвечает.

В его лице мелькает неуверенность. Едва уловимая, такая, что её можно было бы не заметить, если бы не было столь пристального внимания к деталям.

— Ну… — он качает головой, затем, словно припоминая что-то, пожимает плечами. — Мне говорили, что это серьёзное воспаление.

Мирослав выдерживает паузу.

Не насмешливую. Не осуждающую. Просто такую, что сама по себе уже становится ответом.

— Вам говорили. Но лечу вас я.

Новый разрыв тишины.

Но теперь он не гулкий, не заполненный раздражённым негодованием, не наполненный той тяжестью недоверия, что была в начале.

Теперь это просто пауза перед неизбежным.

Пациент морщится, будто недоволен этим ответом, будто хочет сказать ещё что-то, добавить, но не находит ни аргументов, ни повода.

И на этом спор заканчивается.

Пациент забирает назначение, бумага тихо шуршит в его пальцах, но он не уходит сразу. На пороге он останавливается, как будто что-то забыл, как будто ещё на секунду взвешивает — сказать ли что-то ещё, бросить ли последнее слово, расставить ли точки так, как ему самому хочется.

Но он ничего не говорит.

Глядит в сторону, морщит брови — не из-за боли, а из-за чего-то другого, чего-то, что он, возможно, и сам не осознаёт.

— Ладно. Спасибо.

Это звучит резко, почти через силу, как слово, которое он выдавливает, потому что не сказать его было бы неправильно.

Мирослав не отвечает.

Только слегка кивает, уже не глядя в его сторону.

Шаги удаляются. Дверь приоткрывается. Холодный воздух из коридора скользит по полу кабинета, задевает края стола, струится по ногам, приносит с собой приглушённые звуки больничной суеты: голоса, шарканье ног, звон металла о стекло.

Щелчок двери.

Тишина.

Мирослав садится.

Его пальцы медленно скользят по обложке журнала, но он не открывает его сразу.

Выдыхает.

Долго, тяжело, так, словно вместе с воздухом выпускает что-то ещё — раздражение, усталость, глухое ощущение бессмысленности, которое время от времени накатывает в такие моменты.

Он закрывает глаза на секунду.

«Он не поверил мне сразу».

«Но поверил».

Не потому, что понял.

Не потому, что осознал свою ошибку.

А потому, что в конечном итоге важны не слова, а результаты.

Люди не хотят слушать объяснения. Они не хотят разбираться в том, кто перед ними. Они хотят просто получить нужный им ответ, нужное лечение, нужный исход.

И когда они его получают, их прежние сомнения уже не имеют значения.

Но всё равно…

Глубоко внутри остаётся горечь.

«И всё равно завтра придёт новый такой же».

«И послезавтра. И через неделю».

Мирослав знает это.

Знает, что каждый раз будет одно и то же.

Новые лица, новые пациенты, новые предвзятые взгляды, новые насмешки, новые сомнения, новые попытки поставить его под вопрос.

Каждый раз ему придётся доказывать.

Доказывать не только свою профессию, но и сам факт своего присутствия здесь.

Доказывать, что он не случайность.

Что он имеет право носить этот халат, сидеть за этим столом, писать в этом журнале.

Что он не ошибка в системе, не аномалия, не неудачная шутка судьбы.

Что он такой же врач, как и все остальные.

А может, даже лучше.

Но кому это нужно?

Он медленно открывает журнал, пробегает взглядом по строчкам.

Следующий пациент.

Следующий разговор.

Следующий бой.

Он глубже вдыхает, заставляя себя сосредоточиться.

Привычка — лучшая защита от усталости.

Но привычка не заменяет пустоты.

Когда Мирослав выходит в коридор, воздух кажется чуть более густым, чем прежде — наполненным больничными запахами, утомлённым голосами, которые звучат везде и сразу, растворённым в общей суете, в шарканье ног, в перешёптывании санитаров-омег, несущих подносы с лекарствами, в шелесте бумаг, в тихом, еле слышном звуке металлического пера, выводящего очередные записи в приёмных журналах.

Но он не слушает этого.

Внимание сосредоточено на другом.

Дмитрий Иванович стоит у стены, неторопливо потягивает чай из старой эмалированной кружки. Тёплый пар поднимается вверх, растворяется в прохладном воздухе больницы, но его почти не замечают. Николай, молодой врач, чуть расслабленно прислонился к дверному косяку, наблюдая за уходящим пациентом.

Оба замечают Мирослава одновременно.

— И что, сдался? — Дмитрий Иванович говорит лениво, без особого интереса, но с той едва уловимой ноткой насмешки, которая слишком хорошо знакома тем, кто давно работает в таких местах.