Грань Миров. Меч Равновесия - Павел Владимиров

морском рейде триеры Князя однозначно после обнаружения их побега смогли бы их догнать и уничтожить в открытом море. Поэтому их единственным шансом был захват важного заложника, открывшего бы им путь домой. На роль такого заложника лучше всего подходил или сам Князь, или члены его семьи. Поэтому проникнуть в его резиденцию и захватить заложников было так же необходимо, как и захватить в порту вражеский корабль.

В порту никто не ожидал нападения с тыла, поэтому потеряв еще пару десятков человек и перебив немногочисленную охрану, взбунтовавшиеся моряки смогли завладеть двумя своими же триерами, взятыми ранее на абордаж.

В резиденции Князя тем временем праздник был в самом разгаре. Импровизированный театр показывал на сцене выступление про глупого Короля Саймона и его флот, все смеялись от души, наслаждаясь представлением и находясь в эйфории своей победы. Сакуру насторожили странные звуки, доносившиеся от входа в резиденцию. Полагаясь на свой инстинкт воина, он незаметно покинул праздник и пошел выяснить, что там происходит. Подойдя к воротам, он увидел финал происходящей там драмы: буквально завалив числом, вооруженные чем попало вражеские моряки добивали охранявших вход в княжескую резиденцию воинов. Горнист с тревожным горном на шее, который должен был объявить сигнал тревоги, отчаянно пытался вырваться, стряхнуть с себя нескольких душивших его моряков, но вскоре затих, испустив дух, так и не подняв тревогу. В итоге схватки у ворот, потеряв еще около 20 человек убитыми, восставшие были готовы проникнуть внутрь замка. Сакуры уже не было на их пути. Мгновенно переключившись в боевой режим и переместившись, он занял нишу в коридоре за спиной Князя у входа во внутренний замок резиденции и, окликнув Князя махнул ему рукой. Князь недоуменно посмотрел на него, чего хочет этот молодой чужестранец? Но Сакура уже громко возвестил боевую тревогу, привлекая внимание всех присутствующих. В тот же момент во двор резиденции стали врываться окровавленные и разъяренные вражеские моряки, раздосадованные тем, что их атака перестала быть неожиданной. Моментально оценив ситуацию, Князь махнул рукой часовому на внутренней стене объявив боевую тревогу и, схватив в охапку жену, дочь и сына, поспешил во внутренний замок. Сакура, пропустив их, обнажил свой меч и встал, закрывая собой проход внутрь.

В следующие тридцать минут все было кончено: отдыхавшие на празднике воины Князя, предупрежденные Сакурой, дали организованный отпор врагу, встав в круг плечом к плечу, и нападавшим не удалось с наскоку разъединить и перебить их поодиночке. Минут через семь двор заполнили поднятые по тревоге воины основной дружины Князя, вступившие в бой. Также свое дело сделали лучники, появившиеся на стенах замка буквально сразу же после объявления тревоги. Сакура, зарубив за это время человек 20, никому не дал проникнуть во внутренний замок. Все нападавшие в итоге были или мертвы, или обезоружены, уйти не удалось никому.

В порту тем временем, не дождавшись подхода второй группы, ушедшей захватывать заложников в резиденцию Князя, восставшие решили самостоятельно прорываться из гавани. Поднятый по тревоге гарнизон Форта снова натянул цепь, не дав захваченным триерам выйти в открытое море. Спустя полтора часа обе триеры, пытавшиеся отчаянно маневрировать и уходить от обстрела катапультами, были потоплены со всеми находящимися на борту. Некоторых уцелевших, которые выбрались на скалы перед стенами Форта, снова пленили и утром передали в Марикузу. Бунт был подавлен окончательно и бесповоротно.

Утром Князь, сидя в своей резиденции, слушал доклад о ночном бое. Его дружина потеряла около 100 человек убитыми и более 60 раненными. Обе триеры Междуречья, захваченные ночью в порту, были потоплены вместе с экипажами. Из взбунтовавшихся более чем пятисот вражеских пленных остались в живых 27 человек. Таков был результат его милости к захватчикам – эта мысль словно буравила Князя изнутри, не давая ему покоя. Он чувствовал именно себя виновным в гибели своих воинов.

– Ты спас вчера много жизней, благородный воин, – сказал Князь Сакуре. – Те, кто видели тебя в бою, говорят, что твоему искусству нет равных. Но я хочу тебя отдельно поблагодарить от лица моей семьи: мои жена, сын и дочка были вчера в безопасности только благодаря тебе. Ты друг Флая, его отца Ратборна я знаю много лет. Это искренние и храбрые люди, и я полностью доверяю им. Ты вчера, спасая мою семью, доказал свою храбрость и преданность. Я предлагаю тебе возглавить мою охрану. Ты нужен мне здесь, останься с нами на острове, и пусть он станет тебе вторым домом. Ничего еще не закончилось, враг не успокоится, поражение только озлобило его, и моя семья должна быть надежно защищена.

Сакура молча кивнул, поклонившись Князю.

– Спасибо Вам за доверие, Господин, – ответил он. – Я согласен остаться и помогать Вам, пока судьба не позовет меня снова в Путь.

Ещё вчера не думая ни о чем подобном, сегодня он с легкостью принял предложение Князя. Идти ему было некуда, а быть рядом с Бьянкой и защищать её было его искренним желанием.

Похоронив своих воинов, жители Марикузы ощутили, что выигранная ими битва не означает конца войны и боль и смерть теперь надолго пришли в их дома.

Плененные вторично после бунта 27 воинов Междуречья были прилюдно казнены на площади на следующий день. Для народа Марикузы это были первые казни, которые совершались на их острове, но Князь Сандро не сомневался в том, что поступает с этими людьми по справедливости.

…..

Жестокость нового Учителя ниндзя превосходила всё, что видели в этом клане до сих пор. Его ученики умирали, загнанные и искалеченные на невыносимых по своей жестокости и продолжительности тренировках, но ему этого было мало. Ямада стремился к совершенству. В отличие от своего Учителя он искал путь к совершенству не через гармонию и любовь, а через абсолютную безжалостность к себе и другим. За те два года, которые он провёл в Додзё клана ниндзя, из 25 учеников в живых осталось только 15. Остальные умерли от перегрузок и испытываемой боли – боли, которую он постоянно причинял своим ученикам, заставляя их перешагивать через допустимые пороги возможного на пути к совершенному искусству разрушения и убийства.

“Те, кто выдержит этот путь, которым он ведет их, будут достойны называться его учениками, – размышлял Ямада, – те, кто не выдержат – умрут”. Ему не нужна была массовость возглавляемой им Школы. Даже если бы никто из них в итоге не выжил, он считал бы это неизбежной ценой на пути к совершенству, его совершенству разрушения. Каждый раз, превозмогая себя в жестокости к самому себе и делая шаг вперед в доступных ему