Коконы - Макс Кириллов

– Да нет, старик, я не об этом. Не обижайся. Я о другом.

Костя достал из пачки сигарету, покрутил ее и поджег.

– Это зажигалка отца, – сказал он. Знаешь, после его смерти практически ничего не осталось. Странно. Даже бедные люди, когда умирают, оставляют после себя очень много вещей. Любимую чашку, зажигалку, трубку, ну я не знаю, еще что ни будь. А после папы осталась только эта зажигалка. Я, конечно, не имею в виду рукописи, книги и прочее. А только лишь то, чем он постоянно пользовался. Представляешь, у него даже ручки любимой не было. Часов в доме нашел с полсотни. А не одни из них на нем не помню. А вот зажигалку помню. Он ее всегда с собой носил, хотя и не курил. Теперь и я ношу, хотя тоже не курю, ты знаешь.

Андрей, положил свою руку на Костину и слегка похлопал.

– Кося, я знаю как тебе тяжело. Я по себе знаю. Мой батя уже шесть лет, как ушел, а я до сих пор в себя не могу прийти. Богатыри они у нас были. Зубры. Давай помянем, царство им небесное.

Молча выпили. Костя потушил наполовину истлевшую сигарету и задумчиво отодвинул пепельницу.

– А знаешь, Андрей, я ведь к тебе не просто так приехал.

* * *

Рогов удивленно поднял глаза на друга. Многолетняя привычка богатого человека, природная склонность к анализу ситуаций, немедленно подсказала направление развития беседы. Отец Константина, научный светила и очень засекреченный человек, едва ли оставил парню большое наследство. В отличии от Андреевского отца, который задвинул науку с приходом Горбачева. Употребил все свои связи и незаурядные способности на благо семьи. За восемь лет сколотил одно из самых больших состояний в стране, при этом нигде не значась и никаких империй не строя. Просто брал все что плохо лежало. А лежало тогда плохо все. Покупал заводы и тут же перепродавал, началась нефтяная «тема», рвал из нее все возможное. Потом алмазы. Потом лен. Да много, где поучаствовал. Но ничего, никогда в совке не строил. На долго не инвестировал. И вообще, даже и жил то на госдаче в Ильинском, платя бешенную аренду за особняк, но и в мыслях не допускал строительство своего поместья. Что не скажешь об Англии. Неизвестно почему, но стране этой, отец всегда симпатизировал. Прекрасная квартира, в которой жил Андрей, была приобретена отцом для него за фантастическую сумму. Огромное поместье, где сейчас жила мать Андрея, в ста милях от Лондона, поражало своим богатством и изысканностью. Дом в Лондоне, ранчо в Шотландии. Да много чего. Все это было скрупулезно перечислено в завещании. Единственно чего не оказалось в этом шестнадцатистраничном документе, это акций. Не одной акции. Отец как будто знал, что умрет. Когда произошла эта трагедия. Никто даже не поднял шума. Подумаешь, разбился на вертолете очередной русский. Какая в этом новость? Ну богатый, и что? Мало в Англии богатых бьется? Андрей нанял самое дорогое детективное бюро для расследования причин катастрофы. Их выводам он верил. Это был действительно несчастный случай. Никакого злого умысла. Так что же надо Косте? Денег что ли занять хочет? Чего же так из далека зашел? Ему стало грустно. Уже давно смирившись с тем, что девяносто девять процентов знакомых ему людей видят в нем только источник обогащения. Он ценил и хранил те крохи человеческих отношений, оставшихся у него с друзьями. Хотя с какими друзьями? Где они? Костя был практически единственным другом. Неужели и его я сейчас потеряю? Он смотрел на Костю с аппетитом, уплетавшего очередную закуску, и прощался с ним. Я так его любил, думал он. Дам ему миллионов пять, как бы взаймы. Как жаль. Какая, в сущности, мерзкая штука жизнь.

Взяв, наполненную Костей чашечку с сакэ, Андрей приподнял ее посмотрел на друга и молча отхлебнул. Костя, как, бы не замечая изменения настроения, довольно отодвинул от себя тарелку, отхлебнул сакэ из своей чашки, промокнул губы салфеткой и внезапно совершенно серьезно спросил.

– Что ты знаешь о Череповце?

– Ну как же, как же. «Пролетая над Череповцом, посылая всех к ядрене матери…»

– Нет, я серьезно.

– Череповецкий металлургический комбинат. Если хочешь знать мое мнение, то это дохлая кошка. Состав акционеров не прозрачный, одни офшоры. На комбинате воровство, живут на занижении контрактов, все разворовано, предприятие «лежит» и на ладан дышит. Я интересовался год назад, в свете одной крупной сделки. Нам нужен был комбинат для хорошего пакета. Посылали туда экспертов. Отстой полный. Там к тому же еще и братва местная плотно в дирекции сидит. В общем говно. А почему ты спросил?

– Понимаешь, Андрей. Это мой комбинат.

Рогов внимательно посмотрел на Костю.

– Мне его отец оставил. Специально оставил, все бумаги оформил, не подкопаешься. Теперь туда собираюсь ехать.

– Ты что сдурел? Какой Череповец? За окно посмотри. Вот наш Череповец. Продай его к черту. Лимонов сто – сто пятьдесят выручишь. Пусть они там сами в своем говне копаются.

– Это наше говно, Андрюша, а не их.

– ???

– Тебе отец про моего отца ничего не рассказывал?

– Да нет. Хотя, знаешь, как-то был разговор. Он сам его начал, сказал, что только на таких как Столповских вся и надежда. Еще сказал, что обязательно мне многое расскажет, когда время придет. Да видать не успел.

– А мой успел. Андрей, у меня кроме тебя человека ближе нет. Да и отцы наши всю жизнь вместе были. Даже когда твой от моего ушел. Ведь никакого скандала не было. Помогали друг другу. А знаешь почему? У них общие тайны были. Вот ты знаешь, чем твой отец занимался?

– Весьма приблизительно. Кажется аналитикой.

– Кажется. Твой отец занимался анализом последствий влияния деятельности медиумов на мировую экономику.

Рогов даже рот приоткрыл от удивления.

– А мой батя, последние лет двадцать, занимался исключительно биотехнологиями, использую для этого медиумов, которых собирал по всей стране, да что там по стране, по всему миру.

– И что они что ни будь произвели?

– На прикладном уровне только один раз. И произошло это в Череповце. Об этом, кроме меня, знает лишь один человек и то в общих чертах. Но он под контролем. Теперь я хочу, чтобы это стало известно тебе.

За окном стало темнеть. Ресторан заполнялся посетителями. Два официанта принесли раскладную ширму и отгородили их от зала, дабы не смущать