Коконы - Макс Кириллов

– А здесь удивительные круассаны пекут, лучшие в Лондоне. Вот, бывало, придешь часов в десять, подадут круассаны, а не те. Эти вот, в очень ограниченном количестве делают. Кто не успел, тот и не съел. Может конвой отпустим?

Андрей кивнул на охранников и на помощников Туманова, сопящих у того за спиной.

– Отпустим, Андрюша, отпустим. Давай выкладывай, что у тебя?

Сказал Туманов дождавшись пока закроется дверь за последним выходящим.

– Вы, дядя Андрей, только не ругайтесь. Дело у меня плевое. Если бы вы такой акулой капитализма не стали, я бы может быть вам просто позвонил и объяснил ситуацию. Но потом передумал. Если я не прав, то посмеемся. Ну а если прав, то с моими условиями согласитесь, деваться вам некуда.

– Андрюша, не испытывай мое терпение. Давай.

Туманов протянул руку и Рогов вложил в нее довольно тоненькую папочку.

– Берите, если круассанов не хотите.

Сказал он и разломил круассан пополам. Слегка наклонился над ним, вобрал в себя божественный запах свежей выпечки, намазал маслом, сверху немного малинового варенья и с аппетитом зажевал. Туманов читал.

– А ты вырос, Андрей. Возмужал. Я ведь тебя последний раз лет десять назад видел.

Он отложил папку, налил себе чай, отхлебнул и внимательно посмотрел на Рогова.

– Ну выкладывай, к чему эта груда обломанных копий?

– Череповец.

– Череповец?!!!

Туманов захохотал. Смех его был до того радостный, такой заразительный, что Андрей несмотря на то, что хотел сдержаться, захохотал в след. Смеялся Туманов долго, минуты две, вся бессонная ночь, все переживания последних двенадцати часов, были в этом смехе.

Многое, о чем передумал он за эти пол суток. Что только не предполагал. И варианты нападения и какой потребуется выкуп. Но Череповец? Конечно, об операции по захвату комбината он знал. Но это была такая мелочь, что он лишь отметил про себя этот факт и запомнил. И то по привычке запоминать все.

– А вы что, Андрей Васильевич, думаете, что я у вас любимую игрушку хочу отнять?

– Ну на это у тебя кишка тонка. Но Череповец? На хрен он тебе сдался?

– Так, память об отце.

Туманов внимательно посмотрел на Андрея. На мгновение дольше чем требовала ситуация и продолжил.

– Окей. Компенсацию наших затрат и забудем. Я всегда считал, что ты имеешь право на вопрос или на просьбу, и заранее решил тебе не отказывать в память о твоем отце. Десять лимонов и забирай свой Череповец.

– Спасибо, Андрей Васильевич. Только если речь идет о компенсации затрат, тогда уж позвольте перевести три миллиона триста семьдесят пять тысяч?

– Пять.

Буркнул Туманов.

– Четыре.

Засмеялся Рогов.

– Хрен с тобой, Андрюша. Четыре, так четыре. Кстати, у тебя не было мысли работу поменять?

– Ой была, дядя Андрей, была. Вы прям провидец.

– И что я могу сделать тебе предложение?

– Нет. Увы и ах, как говорится. Ухожу я на покой. В Череповец переезжаю. Жить там буду, женюсь и все такое, ну вы понимаете.

– Ничего я не понимаю. И в общем то не особенно то и хочу понимать. Ты, человек с мировым именем, финансист самого высокого масштаба. Да на тебя в твоем банке молятся, наверное, каждое утро. Уезжаешь в Череповец. Почему не в Устьпиздюйск, позволь тебя спросить?

– А что действительно есть такой город? – с явной заинтересованностью поинтересовался Андрей.

– Не ерничай. Тебе пример отца не о чем не говорит? Он когда ни будь это бы одобрил? Мало того что мы там говно разгребаем, теперь еще и молодое поколение туда полезет. Хрена тебе там делать?

Туманов, снял очки, взял со стола салфетку и промокнул выступивший на лбу пот.

– Или я чего-то не понимаю?

– Да все правильно, дядя Андрей. Только это не только ваше говно, но и мое. Вы все-таки жадный. Не обижайтесь. Это я пошутил неудачно. Правда. Натрейдерился я, надоело. Вы же знаете, что я не из-за денег. Не греет больше. Чего сидеть чужое место занимать? Поеду. Костя говорит там охота замечательная, грибы, ягоды.

– Костя? Столповских? Так ты с ним?

– Ну что вы имеете в виду? Он мой друг. Вот вместе в Череповец поедем, жить там станем. Мы с ним как братья, безотцовщины оба. Я ведь вам это все специально рассказываю, что бы не мучились сомнениями. Поедем мы туда о жизни думать.

– О жизни. Да сожрут вас за три года если не лабазовый элемент, так северсрань. Впрочем, как раз три года вам и хватит о жизни подумать. Ладно, сам ты уже взрослый, сам и решай. Если что звони.

Они попрощались, и вышли из комнаты одновременно. Туманов пошел вперед не оглядываясь. Андрей стоял и задумчиво смотрел в след уходящей процессии. Ему было грустно. Он как бы видел себя со стороны. Вместе с Тумановым уходил его привычный мир.

Не смотря на внешнюю невозмутимость, мысли Туманова были в смятении. Во-первых, он не верил, что гроза миновала. Информация Андрея была настолько убийственной, точной и верной, что он никак не мог смириться с мыслью, что все это ради какого-то вонючего комбината в Череповце. Маленького городишки на севере, недалеко от Вологды. Он вообще, до последнего времени считал, что Череповец – это где-то на Украине. Запорожье, Череповец, Днепропетровск… Во-вторых, было странно что такая блестящая операция, великолепно проведенная затевалась, опять же ради этого комбината. Да с такой артподготовкой и такими знаниями, можно было пол холдинга отжать. В-третьих, Костя. Столповских Костя. Его он знал плохо, видел лишь ребенком, но отец. Вадима Столповских Туманов боялся. Боялся все двадцать лет, которые знал. Беспричинно, на уровне животного страха. Яблоко едва ли от яблони далеко откатилось, особенно в этом случае. А разведку свою пора разгонять. Они мне про Костю и контакты Рогова вообще не доложили. Козлы.

Андрей не мучился философскими анализами. Сев в машину, он попросил у одного из охранника мобильник и набрал московский номер. Ему показалось, что трубку взяли раньше гудка. Но голос был женский. У Андрея оборвалось сердце. Внизу живота засосало, дикая тоска, накрыла его. Голосом, который он сам не узнал, он спросил:

– Кто это?

– Але! Это Андрюша? Андрюша, это я Надя!

– А Костя где? – еще более неузнаваемым голосом спросил Андрей.

– Ой, Андрей, не поверишь. В туалете. Сейчас придет.

– Але, Андрей, это Костя.

И тут Андрей взорвался. Наверное, все напряжение последних месяцев, все что он скрывал, все в чем он боялся сам себе признаться, вышло наружу.

– Козел! Сука! Блядь! Я здесь, а ты! Где ты был? Да