Изъ Москвы с любовью (том 1) - Сергей Анатольевич Кусков

подобное купить раза в два-три дешевле. Беру-то за свои! Не семейные. И когда следующие заработаю — бог весть. Но по здравому размышлению, пусть так. Не надо шарахаться по городу в поисках неизвестно чего, всё в одном месте, и готовый прибор будет уже завтра.

— Пошли в кафешку? — предложил я Гайке, когда мы вышли, прочтя по её лицу, что она не горит желанием возвращаться в мастерские. Вокруг же Красные ряды, а девчонки обожают такие магазины. Даже если шарахаешься мимо поглазеть, ничего не покупая. Мне такое не понять, но женщины есть женщины, их не переделать ни в каком мире.

— А пошли! — расплылась она в улыбке. — Тут в конце купеческого есть закуток, там несколько кафешек сразу. Заказ делаешь в любой, а сидят люди все вместе. Если не помнишь, давай свожу, покажу тебе их заново…

* * *

Ресторанный дворик был из категории «миди». То есть и не «мини», но и не «макси». Да, есть что-то от ресторанного дворика мира «я», но это не фастфуд. Просто ты, садясь, берёшь один из лежащих на столике номерков (их тут три по числу заведений) и идёшь заказывать еду хоть в одно заведение, хоть во все сразу. И, заказав и расплатившись, оставляешь номерок там. И заказ тебе принесут по нему, милые улыбающиеся девочки. А так обычный ресторан, только что оплата вперёд, и стоишь для заказа в небольшой, но очереди.

Поскольку денег ещё оставалось много, а я собирался серьёзно поговорить с Олей вечером или завтра утром о своём финансировании (мама же обещала, а это слово царицы), так что взяли что на нас смотрело, а смотрело на нас всё очень хорошее и вкусное. Вроде совсем недавно обедали в мастерских, а я снова голодный, готов слона схарчить. Спутница сделала выбор в пользу татарской кухни, я поддержал, составив компанию, после чего назаказывали от пуза — как потом домой пойдём?

Пока ждали заказ — снова разговорились. Я описал быт, как это, жить, когда ничего не помнишь. Она покивала, покачала головой и выдала:

— Тебе повезло, что у тебя такая замечательная сестра. Да и остальные сёстры тоже молодцы, хорошо поддерживают. — Помолчала, добавила. — Вы думаете, что вас никто не видит? Но и вся дружина в курсе, и мастерские, и вообще весь персонал кремля за вами следит. И как ты себя ведёшь, что делаешь, и как что они делают.

— Обсуждаете это? — напрягся я.

— А как же. Как не обсуждать работодателя, да ещё ТАКОГО? Тебя все жалеют, Саш, но теперь, после общения с тобой, мне кажется, что этого делать не надо.

— Почему? — Озадачила.

— Ты… Другой. Не такой, какого я себе представляла. Спокойный, рассудительный. Не чураешься в движке копаться, пачкая дорогую одежду, с отцом спорить, и с ним же из одной банки пообедал. Так бояре себя не ведут, а ты князь и царевич! А до этого все говорили, что ты истеричка, нежный, ранимый и требовательный. Мне кажется, что амнезия это, конечно, плохо, это архиужасно, и никому её не желаю, но раз она произошла… Это шанс, Александр. Шанс для тебя сделать то, на что ты прежний никогда бы не замахивался.

— Например?

Она пожала плечами.

— Я простолюдинка, просто удочерённая личным дворянином. Я не знаю вашу жизнь. Но совершенно точно могу сказать, что ты можешь, если захочешь, пойти в чём-то против мнения света. Общества. И общество проглотит. Вчера бы ты этого не сделал — тебя воспитали так, что должен выполнять правила, и точка. Ты привык к этому. А давай будем честными, иногда они дурацкие, эти правила, и не всегда хорошо им следовать. Но люди слишком привыкли, им сложно изменить себя и своё восприятие, чтобы изменить поведение. И сейчас у тебя уникальный шанс: можешь отправить в Тартарары то, что тебе не понравится, если будешь считать это неправильным. Нет, не могу пример привести, в голове всякие битвы за любовь, если она не достойна тебя по статусу, но это не то. Просто я вижу, что сейчас ты серьёзен, и хочешь что-то сделать. Поставить себя в обществе. И если вчерашний Саша бы жёстко следовал в кильватере высшего света, то сейчас ты можешь сделать так, чтобы они подстраивались под тебя и твои заскоки.

— Стану в обществе изгоем и парией?

Она рассмеялась.

— Царевичу это сделать сложно. Особенно с такой боевитой сестрой. Нет, я же говорю, ты неглуп. Вон, даже про кристаллы и камни мне втирал то, чего я не знаю, хотя я думала, ты в физике ноль. А значит вряд ли будешь делать что-то, вроде покраски волос в зелёный цвет и разгуливания нагишом. Хотя, именно этот поступок тебе как раз и простят! — рассмеялась она, глаза её заблестели похотью — представила меня без одежды, наверное. Ну, наконец, она на меня, как на мужчину посмотрела, аллилуйя! — В целом, амнезия это возможности что-то сделать, чего никто от тебя не ждёт, а потом сказать: «Ничего не знаю, теперь будет так и только так». И все утрутся.

— Философ ты, Алевтина Александровна.

Потом принесли еду, и мы наслаждались праздником брюха. Так о мелочах переговаривались, как моё внимание завладел… Хрен. Ага, моржовый. Один отморозок, увидев которого я возрадовался, что у меня амнезия.

— Я не буду это носить! Слышишь, не буду! Я ненавижу сиреневый!

«Бояре» — оценило их статус подсознание.

Семья, три человека. Боярич, лет восемнадцати — то есть старше меня. Прилично так старше, четыре года в моём возрасте не хухры-мухры, и по местным меркам — не ребёнок. Тут детство лет в тринадцать заканчивается, в четырнадцать ты маленький, но с тобой уже считаются, а в шестнадцать — вот паспорт, вон бог, вон порог. Этот мажорчик границу совершеннолетия точно перешагнул. Они занимали места через три столика от нас, кроме него самого была боярыня, но точно не родная мама — родная бы такую истерику в лицо не простила, по мордасям бы надавала. Скорее всего младшая жена отца, или одна из младших, а его мама — старшая или главная. Вот и вынуждена боярыня с дитяткой нянчиться. И служанка — здоровенная кобылица лет тридцати, несущая сумки. Однако это не всё, привычный к кремлёвской охране, я «срисовал» ещё троих девок вокруг нас. Они чем-то напоминали наших собственных, этим привлекали внимание, и вид у них был такой же… Наплевательский. То есть,