Изъ Москвы с любовью (том 1) - Сергей Анатольевич Кусков

узрела нашу — профи всегда видят друг друга издалека — и выводы сделала. Их охрана не шелохнулась, хотя, давайте смотреть правде в глаза, не будь «подписки», меня б скрутили и как минимум легко, но обидно побили.

— Что вы стоите, кошки драные! Он на меня покушался! Схватите его!

Охрана его проигнорировала.

— Я сказал, закрой хавальник, урод! — расплылся в пакостной улыбке я. — Не позорь мужской род. Тысячи лет эволюции, и всего четыреста лет реверса, чтобы появились такие яйценосы как ты, полностью дискредитирующие нас, охотников на мамонтов и их потомков?

— Что ты сказал? — При бездействии охраны, безмолствовании боярыни, которая могла что-то сказать, но тоже узрела мою «подписку» и не спешила вмешиваться, и ненавистном взгляде облитой служанки, уродик растерялся и не знал, как себя повести. Ненавижу таких! Ладно, ты агрессор — так будь им до конца! А он как проблема — так в кусты. Ссыкло чёртово! Заподлист хренов.

— А ты глухой? — продолжал я его выбешивать.

Всё, пришёл в себя. Глаза мажорчика вместо растерянности заполыхали ненавистью:

— А кто это тут у нас кукарекает? — Он пошёл в нашу сторону, и Гайка предпочла бы провалиться под землю:

— О-ой!

Но земля не проваливалась.

— Кто у нас такой смелый? — продолжил урод, подойдя, встав между двумя столиками на ближайшей к нам линии, метрах в десяти. — Какой-то нищеброд? Смотрите, нищеброд и простолюдин указывает бояричу! — картинно обернулся он — типа говорит для всех, на зрительный зал. Но зал был не на его стороне.

Я сложил руки перед грудью.

— Ты не боярич. Бояричи — потомки славных воинов Рюрика, Олега и Свендослава, их блистающих дружин. И многих других славных воинов. А ты — болотное ЧМО, позволяющее себе низость — опрокинуть суп на прислугу. А ещё говёная истеричка. Я ж говорю, яйцетряс ты, не мужик, и я рекомендую тебе заткнуться и не позорить мужской род, потому, что не все такие уроды, как ты, но люди, глядя на тебя, подумают обратное.

— Ты что ль, мужик? — Растерянность. Мажорчик не привык давать в табло, когда не по его. Топать ногами, опрокидывать тарелки — это легко. А по хлебалу двинуть — тут особый склад ума нужен, яйца нужны, простите за смысловую тавтологию. Вот и не знал, как поступить, чтобы и своего добиться (меня унизить), и не драться.

— Я что ль, — ехидно скалился я, провоцируя дальше. Если он не ударит — он труп. Над ним смеяться будет весь ресторанный дворик. А я, собственно, и не желал драки — унижения достаточно.

— А что мне будет, если я тебя пошлю на#рен? — продолжал торговаться боярчик.

— Я тебе разукрашу физиономию — она у тебя какая-то пресная, — спокойным тоном ответил я. Ибо чего там, поставить фингал для меня дело житейское, я ж не яйцетряс, как некоторые. — За базар надо отвечать, и настоящий мужик всегда отвечает. Вот побудешь им хоть немного.

— А-а-а-а… — Он обернулся к своим, но боярыня так и стояла, пронзая меня глазами, сложив руки на груди, а служанка рядом, чуть приведшая себя в порядок, ехидно скалилась.

— Ну, так что? Ты у нас мужик или яйцетряс? Ну, вперёд! — приглашающе развёл я руки в стороны.

Боярчик зыркнул и в спасительном жесте перевёл глаза на мою спутницу.

— А за кого наш голосистый простолюдинчик прячется? Да за слесаря! За девку из обслуги! Что, тебя вообще защитить некому?

Ну законченный идиот! Даже скучно с таким.

— Так ты будешь бить или нет? Или засовываешь язык в задницу и сматываешь удочки?

— Эй, ты, шмара простолюдинская! Ты что ль будешь своего кавалера защищать? — игнорируя меня, обратился он к Але.

Кажется, я от такого обращения непроизвольно зарычал, но смог подавить бешенство. Он это узрел и тоже расплылся в ехидной улыбочке — у него получилось меня вывести, как только что его выводил я.

— Слушай сюда, сучий потрох. Ты оскорбил даму, пришедшую сюда со мной, сотрудницу моей семьи. А значит ты оскорбил меня. А оскорбив меня — ты оскорбил мой род. Ты, говна кусок, осознаёшь, во что ввязываешься?

Тот хлопнул глазами, но принял решение. Неправильное, но он не знал об этом.

— Да какой у тебя там род, нищеброд! Где камзол взял, в ломбарде по дешевке? Такой фасон два года не носят! Ты — плебей, и знай своё место! А ты — обслуга. Часто его обслуживаешь?

— Ты снова оскорбил мою женщину. — Бог свидетель, я старался быть спокойным. — И я в последний раз тебя спрашиваю, при всех, люди вокруг — свидетели. Ты отдаёшь отчёт, что может последовать? Если да — извинись, и я готов забыть и не бить тебя.

— Пошёл ты в рог, смерд! — нездорово разухарился мажорчик, видно, я допустил фатальную ошибку — тоже не ударил его, когда было нужно, а развёл демагогию. Ну, у меня свои резоны, я всё же принц, последствия моего удара могут быть нехорошие. А, раз так… Всё, больше не ошибаюсь. Шурпу доел, а вот Аля — нет. И остатки её супа полетели в боярчика вместе с пиалой. Бух!

— За битую посуду заплатим! — вверх громко произнёс я. — По прейскуранту. Ибо оно того стоит… — мой победный смех.

Мажор стоял и смотрел на грязный камзол. Не верил, что это происходит с ним. Наверное, впервые в жизни такой отлуп получил. А вот люди слева и справа, из-за столиков, ломанулись в стороны, давая нам место для драки, впрочем, не пытаясь на нас воздействовать (скрутить, разнять, привести в чувство).

— А-ах ты ж… Смерд! Холоп! — И мажорчик пошёл в атаку.

И только тут я понял, что не совсем прав. Нельзя начинать драку в проигрышной позиции, не имея козырей. Ибо он реально выше меня и сильнее. А я, соответственно… Без домашних заготовок.

— Мальчики дерутся — девочки не лезем! Не лезем, девочки! — бегала вокруг нас Гайка, расставив руки в стороны, как бы отгоняя ими он нас окружающих. Что делали его и моя охрана не знаю, но я — защищался. Ибо физические кондиции мажора были так себе, как и у Саши, но вот общий вес значительно выше. Да и насчёт драки… Кто-то с ним занимался. Не «ах-ах-ах, как дерётся», но кое-что показать