Кречет. Первый очаг - Эльхан Аскеров

Развязав толстые ремни, он снял с повозки задний щит и, отложив его в сторону, сунул кинжал под боковую доску днища. Его замеры оказались верными. Между нижним слоем досок и полом повозки было примерно сантиметров сорок. С треском оторвав доску с боковины, он отставил её в сторону и, заглянув в обнаружившийся схрон, азартно усмехнулся:

– Хоть и хитры хазары, но и нас не в дровах нашли.

Сунув руку в эту нишу, он принялся вытаскивать поочерёдно тяжёлые, брякающие железом свёртки, какие-то мягкие узлы и под конец длинный, резной ящик солидного веса.

– Это что же, у тысячника не одна казна имелась? – удивлённо проворчал Григорий, подхватывая ящик.

– Вот откроем и посмотрим. Может, это она и есть, – хмыкнул в ответ парень, перехватывая ящик поудобнее.

Оттащив его в сторону, напарники быстро срезали кожаный ремень, который хозяин использовал вместо замка, и, откинув крышку, с интересом уставились вовнутрь.

– И вправду казна, – изумлённо проворчал Григорий, ероша себе пальцами чуб.

– Погоди, а что тогда в сундуках? – не понял Беломир. – Девки же сказывали, что в них казна его. Ты чего там видел?

– Серебро и украшения всяческие, – задумчиво отозвался казак.

– Выходит, та казна вроде как для всех. О ней все знают. А эта только его, – подумав, высказал парень предположение. – И чего делать станем?

– А чего тут делать? – пожал казак плечами. – Сочтём да разделим.

– И серебро, и золото? – уточнил Беломир, прикидывая, как быстро тот тысячник узнает, что казаки принялись на торгу платить золотом.

– Ты это про что? – не понял Григорий.

– Про то, что народу объяснить надобно, чтобы золото придержали покуда, – вздохнул парень. – Станут им на торгу платить, тысячник тот разом поймёт, откуда дровишки. А искать казну свою он точно станет. Так и до беды не далеко.

– Это верно, – подумав, решительно кивнул казак. – Бери, – скомандовал он, захлопнув крышку сундука. – В сарай снесём да в сено укроем. После придумаем, где надёжно укрыть.

Напарники уволокли сундук в сарай, а после принялись потрошить все свёртки подряд. Там оказалось всякое богатое оружие и доспех. К нему вязанки мехов, непонятно как вообще оказавшихся в степи. В общем, из этого похода они вернулись богатыми людьми по местным меркам.

⁂

Всё вроде вернулось в свою колею, но чуйка у Беломира то и дело принималась ныть, заставляя откладывать дела и пытаться хоть как-то анализировать происходящее вокруг. Они с Григорием давно уже разделили и раздали добытое серебро. Продали всех трофейных коней и избавились почти от всей пушнины. Хранить долго подобную рухлядь нужно было уметь, а ни Серко, ни сам парень об этом ничего не знали. Так что продали почти все шкурки со спокойной душой.

Оставили только себе по паре штук, на шапки. Зимой без головного убора даже в этих местах долго не протянешь. В общем, на первый взгляд всё вроде идёт нормально, но предчувствие какой-то надвигающейся опасности не проходило. Более того, оно начало нарастать. Не понимая, что происходит, Беломир в очередной раз отложил работу и вышел во двор, воды попить и попытаться понять, что именно идёт не так. Обходя собственное подворье, парень автоматически касался ладонью висящего на поясе кинжала, словно ждал нападения.

В таком состоянии его и застал Григорий, уезжавший куда-то, чтобы решить вопрос с переправкой освобождённых девчонок домой. С кем именно он договаривался и на каких условиях, парень даже не пытался спрашивать. Решилось, и ладно. В любом случае задавать вопросы постоянно он просто не мог. И так на него порой косились, словно на чудо какое-то. Едва перешагнув высокий тын, казак с ходу наткнул взглядом на мрачно насупившегося парня и, качнув головой, негромко спросил:

– Стряслось чего, друже? На тебя глянешь, и решишь, что ты татьбу какую задумал.

– Ничего не задумал, – мотнул Беломир хвостом. – Неспокойно мне, дядька. Словно случиться чего должно.

– Так, – озадачился Серко. – В округе пока вроде тихо. Браты в разъезды всё время ездят. В стане вроде как тоже всё слава роду. Что тогда?

– Самому бы знать, – мрачно проворчал Беломир, растерянно накручивая на палец кончик своего хвоста.

Напарники замолчали, прикидывая, откуда может прилететь проблема, но у плетня вдруг объявился Векша. Увидев обоих, кузнец обрадованно улыбнулся и, быстро подойдя, тихо сообщил:

– Это самое, казаки, там Мышата народ на бунт подбивает.

– Чего? Какой ещё бунт? – растерялся Беломир, не понимая, против кого тут можно бунтовать.

– Чего ему неймётся? – заметно помрачнев, уточнил Григорий.

– Бает, что вы не всё серебро народу роздали. Кричит, что большую часть себе забрали, – вздохнул Векша, виновато пожимая плечами.

– Совсем сдурел?! – зашипел Беломир, начиная злиться.

– Не ярись, друже, – грустно усмехнулся Серко. – Знаю я того Мышату. Пустой человек. Сам что в бою, что в поле, норовит в сторонке держаться, а как делёж начинается, так первым глотку рвёт. А народ чего? – повернулся он к кузнецу.

– Слушает, да в затылках чешет, – развёл тот руками.

– И что, не осадил никто? – не удержавшись, спросил парень.

– Молчат, – мотнул Векша головой.

– Не делай добра, не получишь зла, – с мрачной усмешкой вздохнул Беломир.

– Не жалей, – отмахнулся Григорий. – Таких крикунов в любой веси найти можно. Пошли, – чуть подумав, решительно скомандовал он.

– Куда? – не понял парень.

– Оружье бери, и пошли, – ничего не объясняя, потребовал казак.

– И что брать? – озадачился Беломир.

– А что при себе ещё имеешь? – ткнул Серко пальцем в кинжал.

– Пара ножей да кинжал. Я ж не воевать вышел, – пожал парень. – Ты скажи, чего задумал?

– Осадить его надобно. Так, чтобы навсегда запомнил, – жёстко ответил казак, опуская ладонь на рукоять кинжала.

– А он как? Вой серьёзный, или так, только горлом смелый? – зло усмехнувшись, поинтересовался Беломир, поглаживая ножны своего кинжала.

– Не скажу, что совсем уж душа заячья, но и особо в бой не рвётся, – чуть подумав, высказался Григорий.

– Добре, – подумав, решительно кивнул Беломир. – Пошли. Раз уж ему так хочется с меня серебро получить, пусть сначала его заслужит.

– Ты чего задумал, брате? – ухватив его за плечо, быстро спросил Векша.

– Вызов ему брошу. Победит, заберёт всё, что имею. Проиграет, живота лишу, – зло ответил парень, направляясь к тыну.

– Как же так? Своего станичника? – изумлённо ахнул кузнец.

– А что свой станичник меня в воровстве винит, это как? – круто развернулся к нему Беломир.

– Ништо. В честном бою можно, – оборвал их спор Григорий. – Клинок на клинок с ним драться станешь, ежели что.

– Много чести, честную сталь об него пачкать. И так управлюсь, – рыкнул парень, окончательно разозлившись.

С такими индивидами ему приходилось сталкиваться ещё в прошлом, и каждый раз такие вот горлопаны мутили воду только с одной целью. Выкрутить что-то лично для себя. Неважно как. Неважно за чей счёт. Главное, чтобы им было хорошо. Окинув парня внимательным взглядом, Григорий понимающе кивнул и, хищно усмехнувшись, первым двинулся к тыну. Вся не святая троица вышла на улицу и решительно зашагала к площади, где, по словам Векши, и проходил этот никчёмный сбор.

Выйдя на площадь, Беломир сразу приметил кучку примерно в три дюжины голов и, не останавливаясь, направился к ним. Все собравшиеся внимательно слушали невысокого мужика в грязной, заношенной одежде, с саблей в потёртых ножнах на поясе и пегими, сальными волосами. Вещал мужик вдохновенно. Словно глухарь на току. Даже глаза прикрыл от удовольствия. Что именно он нёс, парню было не интересно. Быстро протолкавшись вперёд, он с ходу толкнул мужика в грудь, оборвав его монолог и громко спросив:

– Ты кого поносить вздумал, шваль?

Поперхнувшись на полуслове, мужик, едва удержавшись на ногах, сначала схватился за грудь, куда пришёлся тычок парня, а после с воинственным видом взялся за рукоять сабли.

– Ты чего напраслину глаголишь, пёс? – переиначил Беломир свой вопрос, сжимая кулаки.

– А ты, пришлый, не лайся, – огрызнулся мужик. – Как есть, так и баю.

– А как оно есть? С чего взял, что мы от братов серебро спрятали? С чего решил, что