Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

забытая. Копай, а мне пора, другую службу делать. Лиха, директорша, на телефон жалуется. Жужжит, говорит. Я не слышу, главмех не слышит, а у нее жужжит. Пчелка в голову залетела. Но хлебушек отрабатывать надо, пройдусь вдоль линии, вдруг что-где-когда и найду. – Витек сложил прибор.

Борис упрямо вкапывался в землю. Валюта позарез нужна. Вот она, рядом, в земле, рыть надо глубже – на штык. На два. На три.

Час спустя он выбрался из шурфа. Кабель, изогнувшись петлей, уходил вниз почти отвесно. Лопатой не взять, техника потребна. Директор позаботится, если захочет.

Есть время в город смотаться, в библиотеку. Обещал. И все-таки кого и с кем он связывал, кабель из центра Земли?

* * *

Зооцирковское мороженое, мягкое и подтаявшее, норовило сбежать из стаканчика и, как не спеши, белый ручей пробежал по ладони на предплечье обрываясь водопадом. Мороженопадом.

– Сладкое. – Языком пройдя по следу, Ванек сократил убыток.

Попугай за сеткой закричал, зачастил неразборчиво. Завидует. Фигушки ему.

– Облизнись. – Отец загрустил. Домой пора, пожалуй.

– Моментальная фотография! Ваш ребенок – на корабле пустыни Синдбаде-мореходе! Зачем ждать, если есть моментальная фотография! – выкрикивал фотограф у площадки с верблюдом.

– Почему моментальная? – На руке не осталось ни капли мороженого.

– Щелк, и сразу готово, – отвернулся отец от стенда с красивыми цветными карточками.

– Давай щелкнемся. Маме покажем.

– В другой раз.

– В другой? А когда?

– Когда-нибудь. Завод снова откроют, зарплату дадут, и щелкнемся. – Отец запустил руки в карманы, сгорбился. Все, теперь до ночи вздыхать будет.

Они двинулись к выходу, прощаясь у каждой клетки.

– Видишь, Ванек, какой грустный мишка? Прямо плачет.

Медведь и в самом деле моляще смотрел на них, стоя у решетки на задних лапах.

– Есть хочет?

– Еда – не все даже для зверя, Ванек. Я его понимаю. – Он стер слезу и потом, когда они ехали назад, все всхлипывал, мял сыну руку и молчал. Ничего, мамка супу принесет, бла-го-тво-ри-тель-но-го, поедим, повеселеет.

– Приехали, папа, нам пересаживаться.

Отец раскис, не хотел вставать с изрезанного клеенчатого сиденья, трамвай завернул на кольцо, в отстой, а Ванек тянул и тянул отца за руку, упираясь ногами в пол, зная, что никто не придет, не поможет, отец не подавался и только повторял и повторял:

– А я, Ванек, ведь там остался. В клетке.

* * *

Телекамера смотрела глазом вокзального слепого: видит, не видит – поди проверь.

Главмех Некрасов нажал кнопку звонка. «Легалон», малое предприятие с большими толстыми дверьми. Особнячок неплохой, но обшарпанный. На косметику не тратятся, зато решетки на окнах приличные.

Он позвонил еще раз.

– Кого надо? – Жестяной дребезжащий голос неласков, не люб.

– По делу. Из зооцирка, – ответил Некрасов в переговорник и провел по бедрам влажными ладонями. Дождичку бы прохладного, дождичку!

Дверь действительно оказалась толстой, массивной, за ней и вторая решетчатая.

Кучеряво.

– К кому? – Хмурый парень на пороге, чавкая жвачкой, осмотрел Некрасова. Тугие джинсы, майка. Налегке.

– Начальник ваш нужен.

– А ты ему?

– Я договаривался, звонил.

– Жди. – Дверь прикрылась.

Главмех прошелся по двору. Соток шесть. Гараж на три бокса, пара вдребезги разбитых клумб. Забор неплохой, каменный, высокий.

Он подошел было к чугунной скамейке, но опять показался парень:

– Заходи.

Изнутри особняк был под стать фасаду, недурной, но запущенный. Много закрытых дверей без табличек, за одной – невнятные голоса, за остальными – тишина; много окурков на подоконниках, и не было ни цветов в горшках, ни бормотания радио, ни треска пишмашинок. Мужская фирма «Легалон. Юридические услуги и консультации».

– Наверх, – буркнул провожатый.

Второй этаж просторнее, вольготней. Парень постучал в желтую двустворчатую дверь, пропустил вперед Некрасова. Комната небольшая, вполовину – стол с деловой электроникой. Пыль в глаза. Из другой двери, маленькой, неприметной, показался хозяин.

– Каким ветром в наши края? – Вошедший кивком отпустил некрасовского конвоира, сел в кресло – на стальной ножке. В офисе все должно быть.

Главмех оглянулся. И захоти сесть – не на что. Разве что на собственное сиденье. Все мое ношу с собою.

– Ваша организация, э-э… курирует зооцирк.

– Курирует? – Хозяин поднял бровь – широкую, брежневскую. Какого мужика забывать стали.

– Дело не в слове. Я просто хочу сообщить, что доходы зооцирка скоро возрастут. Крупно.

– Входную плату повысите? – Углы рта опустились презрительно. – И это – ваше дело?

– Я сказал – крупно. – В висках застучало, ладони стали сырее прежнего.

– Кру-упно, – попробовал слово на вкус хозяин. – Каким чудом?

– Сегодня пришла бумага. Соглашение с немецкой фирмой. Та берется практически даром лечить в своей ветеринарной клинике зооцирковских зверей.

– Ну и что?

– Лет пятнадцать назад лондонский зоопарк предлагал за пару уссурийских тигров сорок тысяч фунтов стерлингов. Сделка не состоялась, звери на учете поштучно, плюс у советских была собственная гордость. Сейчас их цена просто запредельная.

– Так. – Хозяин оживился.

– Другие животные тоже не грошовые. Туркменский гепард, ирбис, да мало ли кто сто́ят дорого, уникальные виды. Наш зооцирк посылает зверя «на лечение», а там его подменят. Уссурийца на бенгальца, таможня не разберет. В крайнем случае скажут, мол, умерла зверюшка, медицина оказалась бессильной. А посылать туда зверей, вы понимаете, будут не даром.

– Так, – повторил хозяин. Затакал, глухарь. – И все это организовала ваша лавочка?

– В Москве провернуть сложнее, каждый зверь на контроле, глаз много. Нужен перевалочный пункт. А мы зооцирк передвижной, ревизорам лишь бы по головам сошлось, специалисты халявы. В перспективе мы собираемся здесь осесть, если дела пойдут нормально.

– Интересно, а зачем вы мне это рассказываете?

– Начистоту – потому, что я сбоку. Ли с Лихой хотят сами все хапнуть, Ну, может, крохи зоотехнику перепадут. Остальным – от винта. Я приглядывался, прислушивался, оттого и в курсе.

– Сам не гам и другому не дам?

– Почему – не дам? Я к вам пришел.

– На долю рассчитываешь?

– Дадите – хорошо, я отработаю, буду держать в курсе – куда, кому и за сколько. Нет – не надо. Раньше в райком жаловались, ну а теперь…

Хозяин расхохотался:

– Здо́рово! Получается, мы теперь вместо райкома! – И успокоясь: – А ты вредный!

– Вредный, – согласился Некрасов.

– За вредность молоко полагается и пенсия досрочная. Ладно, мы помозгуем.

Парень из-за спины позвал:

– Пошли.

И когда появиться успел?

У выхода добавил:

– В другой раз говори – к президенту пришел.

Дверь захлопнулась. Главмех покинул двор, сел в машину. Опасливо живут, строго. Такая нынче малина уродилась.

* * *

Школярская, в три книги, стопка, перевязанная шпагатом, – добыча вечернего набега на город. И то шпагат свой, зооцирковский.

Миновав «берлогу», Борис остановился у чешского вагончика. Свет в окне, едва заметный сейчас, выдавал: хозяева дома – дома.