Зловещие топи - Виолетта Орлова

– Зачем же я ему понадобился? – резко поинтересовался Артур, к которому пока еще не начало приходить осознание своего поступка.

Демуджин насмешливо усмехнулся, забавляясь дерзостью мальчишки.

– А это ты у него сам спросишь, Ай-рис.

Возразить было нечего, на их стороне имелось оружие, а у Артура – лишь его дерзкий язык. Они направились к выходу. Когда храбрый клипсянин был уже готов переступить порог, то почувствовал легкое дружеское касание руки на своем плече. Позади него стоял Наяз, непривычно бледный и печальный.

– Тебе это зачтется, мой друг, – с благодарностью прошептал он. – Непременно зачтется.

Что ж. Слова доброго Наяза Артур положил на сердце в качестве утешения и ободрения перед испытанием, на которое сам добровольно себя обрек.

Клипсянина привели в просторный хабит, посреди которого курился костер из пахучих корней. На широком цветастом ковре сидел важный старик в богатом халате и красной чалме. У него была длинная, хорошо причесанная борода, которая, подобно белому облаку, окружала его со всех сторон, придавая его облику еще больше величественности и значимости. Рядом с ним на небольшом драном половичке, словно собачка у ног господина, приютился юный писарь; от усердия высунув кончик языка, парень что-то старательно записывал тростниковым пером. Старик не поднял головы на вошедших, а нукеры, не сговариваясь, пали ниц перед ним, принудив Артура сделать то же самое.

– Достопочтенный изумруд пустыни, пресветлый хаким, мы привели тебе Айриса, – почтительным голосом проговорил Демуджин. Только тогда, медленно и нехотя, старый хаким поднял голову и уставился на вошедших своими немигающими карими глазами. Более всего его заинтересовал Артур, и на него он смотрел особенно долго. Юный писарь все это время что-то поспешно записывал; создавалось впечатление, что он слышит мысли своего господина.

Затем хаким поднял кверху тощие руки и, потрясая ими в воздухе, с заунывной интонацией провозгласил:

– Истинно, истинно, не всяк умен, кто с головою. Кого вы мне притащили бесхитростные мулы, чей помет уже давно разметал ветер по пустыне?

Демуджин резко поднял голову и воззрился на старца.

– Сей ничтожный отрок назвал себя Айрисом, господин.

– Разве вы, достопочтенный воин Демуджин, не знаете, что словам отроков верить нельзя? С дерзкими юнцами обычно только плеть помогает, да кнут. Это вовсе никакой не Айрис, ибо Айрис – армут, а по нашему соколу сразу видно, что он залетный. Скажи, сокол, зачем ты назвался Айрисом? – вкрадчиво поинтересовался хаким, хищно впиваясь в Артура своими глазами.

Всю дорогу, что они шли, клипсянин мучительно раздумывал о том, что будет говорить хакиму. Он соврал, чтобы спасти подопечных Айриса, однако стоило ли продолжать подобную линию и теперь? Тем более что хаким сразу обо всем догадался. Поэтому юноша решил выкрутиться другим способом.

– Прошу прощения, боюсь, произошло недоразумение, ибо я вовсе не назывался Айрисом, – невинным голосом произнес он, честно глядя на хакима. – Я лишь сказал этим достопочтенным господам, что знаю, где в настоящий момент пребывает мой хозяин. Сам же я работаю в «Матроне песков».

– Ты нагло врешь, лживый шакал! Вовсе ты не то говорил! – возмущенно воскликнул Демуджин, резко доставая из-за пазухи плеть и желая немедленно наказать мальчишку, но хаким одним жестом руки запретил ему двигаться.

– Продолжай, – благосклонным голосом проговорил старик, глядя на юношу. Тот же, ободрившись этой неожиданной поддержкой, вдохновленно продолжил:

– Так вот, я могу с точностью указать, где в настоящий момент пребывает мой хозяин. Дело в том, что он ушел на базар за овощами. Думаю, в скором времени он сам вернется. А если вы отпустите меня, то я прямо сейчас сбегаю за ним и приведу его к вам.

Старик важно кивнул головой.

– Твои слова не лишены здравого смысла, – заметил он, усмехнувшись.

– Но господин! – жалобно проблеял Демуджин. – Дело обстоит совсем не так, как рассказывает этот коварный койот!

Старик с укором взглянул на своих подчиненных и вдруг тихо засмеялся, колыхаясь всем своим тощим дряблом туловищем. Писец же продолжал невозмутимо выводить в своем свитке какие-то бессмысленные каракули, словно стремясь и смех господина облечь в письменную форму. Но вот хаким резко замолк, и лицо его уже не выражало веселья, ибо выглядело суровым и непреклонным.

– За введение в заблуждение лица начальствующего я бы приказал высечь тебя розгами и отпустить восвояси. Но боюсь, мой юный друг, в тебе признали беглого раба достопочтенного господина Ролли, да будет ему песок мягкой периной. Следовательно, тебе придется задержаться у нас, пока будет длиться процедура опознания.

– Так этот презренный – сбежавший раб? – воскликнул Демуджин, почти с отвращением косясь на Артура.

– Воины умеют читать лишь приказы начальства, не так ли? Между тем на всех туппумах высечено его лицо. Я сразу же узнал мальчишку, как увидел.

– Ваша мудрость несравненна, – пробормотал Демуджин, вновь почтительно склонив голову. – Что прикажете тогда с ним делать?

– Ничего. Объявим о нем, дождемся благонадежных людей и совместными усилиями решим, кем на самом деле является наш безымянный отрок. А пока пусть посидит в зиндане.

– Я вовсе никакой не раб, и о Ролли слышу впервые! – отчаянно воскликнул Артур, чувствуя, как все внутри него холодеет от страха. – Я пришел из других краев и ничего не знаю об армутских обычаях!

Старик сурово покачал головой.

– Зато ты хорошо осведомлен, как врать, мой юный друг. Если бы ты был моим сыном, я бы не жалел для тебя розги. Уведите его!

День уже близился к закату – Артур узнал об этом по мере расцветания большой красной сферы у себя над головой. Отважный юноша видел бескрайнее, с розоватыми отливами небо, где не имелось никаких границ; от бесконечной синевы веяло свободой и мечтой. Возможно, напрасно, но клипсянин верил в свое счастливое избавление. Ему хотелось думать, что добрый Айрис не оставит его и придет на помощь. Он истово надеялся, что никто не сможет опознать в нем беглого раба, ведь татуировки – доказательства принадлежности Ролли – на его шее уже не было.

Юноша искренне верил в свою свободу, жизнь, счастье, поскольку был молод и не любил предаваться унынию. Ему отчего-то вспомнился Инк. Будь он сейчас рядом, наверняка побранил бы его за этот отчаянный жест самопожертвования. Сослался бы на всеобщее благо и еще что-нибудь абстрактное и малопонятное обычному человеку. Философия Артура казалась до неприличия простой, но при этом следовать ей было сложнее всего.

Но разве мог он поступить иначе, когда нукеры своим вторжением нарушили мирную жизнь «Матроны»? Лучше пусть пострадает один человек, нежели осудят целое множество. Так думал Артур, впрочем, не задерживаясь на этой мысли особенно долго. Ему вдруг показалось