Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

Вот и оно-то, не слишком царевич к своим слугам щедр, у него и самого не так чтобы денег много. А хочется. И побольше хочется… Может, договорятся они с Сивым?

К примеру, на пару ребенка похитят, а потом, пока Сивый с малявкой побудет, Михайла письмо подкинет да выкуп заплатить убедит? В одиночку такое не сделаешь, а вот когда двое их будет – можно попробовать.

Опять же, если по дороге побрякушки какие попадутся, можно и их в карман пригрести.

Помощник надобен. Когда Сивый согласится, Михайла и дом покажет, и подождет, и для младенца что надобно приготовит, и прочее разное.

Сивый и спорить не стал. Михайла, конечно, дрянь скользкая, но ведь попадись Сивый – он и дружка за собой потянет. Невыгодно ему подлость устраивать.

– Идешь? Или поехали отсюда?

– Иду… – согласился Сивый.

Доску в заборе отодвинуть – секунда малая, вот и на подворье он уже, у Заболоцких. Вперед смотрел, о деле думал и не видел, не чуял, каким взглядом его Михайла провожает.

Жестоким, расчетливым… Он-то уже своего компаньона три раза списал.

* * *

У Михайлы все просто было.

Не любит его боярышня? Так надобно, чтоб полюбила, а коли добром не желает, так он ей в том поможет. А для того себе ответим, кого бабы любят?

Правильно.

Спасителей любят. Героев любят.

Вот, спас он подворье, Устинья сказала, что обязана ему будет. А как он племянницу ее спасет, небось вдвойне порадуется?

К примеру, решил тать ребенка похитить, да по дороге на Михайлу натолкнулся. Может, и ранил даже его в драке жестокой, тут как получится. А Михайла татя убил, ребенка спас, назад принес, весь в крови, шатаясь от усталости и ран, почти как в сказках для девиц чувствительных.

Вот и еще повод для боярышни благодарной быть.

И для брата ее.

Да, для брата.

Любит его Устинья, прислушивается. Михайла сам видел, как она жену братца поддерживала, как помогала, как с мелкой пакостью нянчилась… Не любил Михайла детей.

Вообще.

Зато Устинья любит? Вот и ладненько.

Никуда ты от меня, боярышня, не денешься. Сейчас героизм оценишь, душу мою добрую, сердце любящее, а потом и на Фёдора вблизи налюбуешься… и когда предложу я тебе еще раз бежать, небось не откажешься. На шею кинешься.

Не мытьем, так катаньем добьюсь я своего.

Михайла уверенно шел к своей цели.

* * *

Рудольфус Истерман царскому вызову не то чтобы сильно удивлен был, всякое бывало. Другое дело, что не ждал он от царя ничего хорошего и приятного.

Не любил его Борис никогда.

Вот ведь как складывается жизнь, кто нужен, тот от тебя и шарахаться будет. Фёдор – тот за Руди хвостиком таскался, в глаза заглядывал, из рук ел, а вот Борис – и мальчишкой-то был, а Руди терпеть не мог, глазами сверкал зло – и молчал.

Отец его, государь Иоанн Иоаннович, с Рудольфусом дружил, а вот Борис… Какая там дружба? Смог бы – под лед спустил бы Рудольфуса, не пожалел и не задумался.

Памятны Руди были и уж за шиворотом, и гусеницы в сапогах, а уж про остальное… изводил его Борис, как только мальчишке вольно было. И пожаловаться нельзя было, хитер паршивец, следов не оставлял. За уши выдрать?

Так это надобно, чтобы он еще на месте преступления попался, чтобы свидетели были, государь чтобы видел и тоже ругался, а Борис же не попадается! Как есть – паршивец!

А чего он сейчас Руди позвал? Да кто ж его знает?

Когда Борис на трон сел, Руди уж вовсе боялся опалы да высылки, но Борис его удивил. Махнул рукой да и не тронул. А может, забыл или не до того было.

Неужто сейчас время настало с Россой распрощаться? Ох и жалко же будет сейчас уезжать. Труды его даром не пропадут, но кое-что из-за границы сложнее сделать будет. Времени да сил куда как больше уйдет.

Спокойно вошел Руди в зал Сердоликовый, поклонился честь по чести, заодно на палаты государевы еще раз полюбовался.

Не просто богата Росса, они еще и красоту ведают. Вроде ни позолоты, ни занавесей, один камень природный, как он есть, но в какую красоту уложен? Заглядишься, залюбуешься! Мозаика затейливая по стенам вьется, инкрустация такая, что король франконский Лудовикус свою корону скушал бы от зависти. А полы-то какие! Плиточка к плиточке уложена, жилочка в жилочку каменную перетекает, словно так из горы и вырезано куском одним! Какие деньги ни заплати, а так не сделают, тут мастерство надобно иметь немалое, и мастера такие не каждый век рождаются!

Борис его принял не на троне сидя, к окну отошел, оттуда и кивнул приветливо:

– Проходи, мейр Истерман. Проходи.

– Ваше величество…

– Мейр, ты мне нужен будешь. Пока зима стоит, поедешь в свой Лемберг, а оттуда в Джерман и Франконию.

– Ваше величество? – откровенно растерялся Руди. – Чем я могу тебе послужить, государь?

Борис на Руди посмотрел, не поморщился, нет. Далеко он уж от того мальчишки ушел, который Рудольфусу пакости разные подстраивал. Хотя и сейчас мечталось: вот кинуть бы Истермана в болото с пиявками! Стоит тут, весь чистенький, весь раззолоченный, аж светится – вот с детства не нравился он Борису! Причины?

Не нравился, да и все тем сказано! Какие тут еще причины надобны?!

– Поедешь для меня закупать, что скажу. Денег выдам, людей дам для сопровождения, лошадей, кормовые, прогонные – все, что положено. Я тут патриарху храмы обещал построить. Святыни нужны. Мощи.

Рудольфус кивнул.

Мощи… оно и понятно. Для храмов завсегда святыни надобны, иначе кто в них пойдет? А со святынями сложно, какие-то уж очень мелкие те святые были, да и смерти у них неудобные. Вот скормили какую-то святую львам, утопили или на костре сожгли – и как потом ее мощи отыскать? Невозможно! А людям чему-то поклоняться надобно, им вера нужна! И вообще… мощи – дело выгодное, когда договорится он с кем надобно… Кто там проверит, от святой этот палец или от грешной? Главное, золота побольше и ковчежец пороскошнее!

– И книги. Поболее. По медицине, по языкам разным, покупай, сколько получится, – все казна оплатит.

Вот этого Рудольфус не ожидал и не обрадовался, книги – это не мощи, тут в свою пользу не сильно поиграешь.

– Государь?

– Хочу в Россе свой университет открыть. Сколько можно на другие страны смотреть? Можно подумать, у них люди ученые, а мы тут до сих пор по лесам в медвежьей шкуре бегаем! Посмотрим,