Месяц светит по просьбе сердца моего - Пим Вантэчават

Оно покрывало собою весь мир,

и он под ним был всего лишь пылинкой.

Утром отец с ним не попрощался: его не было дома.

Мать тихим, напряженным голосом сообщила: отец ушел.

Ему нужно забрать доставку для ресторана.

А, понятно, ответил Джошуа так, будто это было нормально.

И ничего, что все продукты

отец всегда закупал в пределах Коулуна.

Углы всех комнат были заставлены коробками с вещами, подготовленными (настолько, насколько возможно) к переезду; ему пришлось передвинуть пару коробок,

чтобы обнять мать, позволить ей расцеловать себя в щеки, поплакать у него на плече.

Мы будем ждать тебя дома, сказала она.

Будто дом был местом, куда можно просто взять и вернуться.

Его сестра Дороти собиралась уходить.

Она просто обернулась

и кивнула ему. Не помри там, сказала она.

И, едва заметно улыбнувшись и подмигнув ему,

она ушла.

Последним местом, куда он зашел, прежде чем сесть в автобус до аэропорта, была квартира бабушки. В последний год, после объявления о сносе Коулуна, ее здоровье стало стремительно ухудшаться. Его мать упаковала в коробки кое-что из ее старой одежды. Завернула в газеты тонкий фарфор.

Но многие вещи в ее квартире не менялись с самого его детства:

китайский календарь на входной двери,

обеденный стол, который много лет назад сколотил ее муж,

ее плита, ее книги, ее вышивка.

Даже бледно-желтое покрывало на диване, которое он видел каждый раз, когда приходил в гости.

Тебя ждут большие достижения, сказала она, обняв его в последний раз.

Она не плакала, лишь потрепала его по щеке и по затылку.

И ты увидишь меня снова.

Ты увидишь меня снова ― он сел в автобус до аэропорта.

Ты увидишь меня снова ― в паспорте поставили штамп.

Ты увидишь меня снова ― пассажиры вокруг стали подниматься с мест и выстраиваться в очередь.

Ты увидишь меня снова, сказала она.

Но все будет иначе.

Теперь все будет иначе.

Он опустил руку в карман, ощутив прохладу нефритового Будды,

которого бабушка дала ему год назад. Он вспомнил отца у плиты,

стук металлической лопатки о вок. Слезы матери. Улыбку сестры.

Он чувствовал, как они ускользают от него.

Это то, чего он хотел, ведь так?

На задворках его сознания послышался тихий-тихий голос:

я могу встать и уйти. Прямо сейчас.

Поехать домой. Вернуться к прежней жизни,

к прежнему себе ― это не сложнее, чем лечь на лужайку в парке и закрыть глаза.

Ведь это так просто и так естественно.

Он не мог двинуться с места,

даже услышав очередное объявление сотрудницы аэропорта.

Его переполняли все возможные эмоции.

Но двинуться с места он не мог.

Песня продолжала играть:

Ты хочешь знать, как глубока любовь моя,

Как сильно я люблю тебя…

Рядом с ним сел молодой китаец и сказал:

вы в Лондон? Уникальный город.

Услышав звук чужого голоса, он вздрогнул.

Уставился на него, не в силах ответить.

Незнакомец был примерно его возраста, но выше ростом.

Квадратная челюсть. Отросшие волосы, ниспадающие на глаза. Глаза, в которых читалось дружелюбие

и какая-то неизъяснимая горечь.

Незнакомец спросил: вы готовы к дождю?

Джошуа выдавил тонкую улыбку: да. Думаю, да. А вы?

Конечно. Молодой человек говорил по-кантонски с сильным акцентом.

С западным акцентом. Он закинул ногу на ногу.

Я там родился, сказал незнакомец. Часто летаю туда-сюда. А вы впервые?

Да.

А. В университет?

Да.

Дождь вам не понравится, сказал молодой человек. Но вот остальное… О, думаю, от остального вы будете в восторге.

Я впервые уезжаю из Гонконга, признался Джошуа.

Сказав это, он почувствовал облегчение.

О, я знаю. Незнакомец рассмеялся и поспешно добавил: то есть это заметно. Видно, что вы немного нервничаете.

Ну, это серьезная перемена, сказал Джошуа. А перемены могут быть непредсказуемыми.

Незнакомец улыбнулся. Согласен. Разве это не прекрасно?

Джошуа хотел его расспросить

о городе, в который направлялся,

обо всем, что его там ожидало.

О том, где ему искать работу и еду, напоминающую о доме,

который он покидал.

О том, каково это ― постоянно чувствовать на языке тяжесть

английского вместо кантонского.

И о том, утихнет ли когда-нибудь это чувство, разрывающее его надвое.

Но все больше пассажиров вставали на ноги, брали багаж и паспорта.

Джошуа тоже хотел встать, чувствуя, как внутри поднимается легкая паника.

Но незнакомец быстро сказал: не спешите.

Он указал на длинную очередь пассажиров, тянущуюся от выхода на посадку и до конца зала.

Успеете, сказал он. Время еще есть.

Так что молодые люди просто сидели, разговаривали и смеялись.

И к моменту, когда самолет взлетел и Гонконг превратился

в паутину мерцающих огней,

решимость Джошуа стала неотъемлемой частью его бьющегося сердца ―

несгибаемой, искренней, окрыляющей.

Как сама надежда.

Часть вторая

一寸光阴一寸金

寸金难买寸光阴

Вершок времени стоит вершок золота, да за вершок золота не купишь вершка времени

Томми и Кристелль

2010

Когда Томми и Еве было по семь лет, их отец Джошуа усадил их в гостиной, чтобы преподать им первый урок о том, «как использовать свои способности ответственно и продуктивно». Их мать Лили уселась на подлокотник дивана, попивая чай из огромной керамической кружки, которую сделала сама. В ее обязанности входило следить за тем, чтобы дети не отвлекались. Но, видя настроение отца ― мрачное и серьезное, ― близнецы и так были настолько напуганы, что старались лишь сидеть неподвижно и не злить его.

Джошуа принес из кабинета доску и с помощью линейки начертил на ней длинную линию.

― Время, ― сказал он детям, ― это прямая, очень похожая на эту. Прямая не гнется, не ломается, не идет по кругу ― и так далее. Ее нельзя стереть. Как бы вы ни использовали свои способности, не пытайтесь изменить события, которые уже произошли. Ничего не выйдет. Время не изменить.

― Но с ним, пожалуй, можно играть, ― сказала мать, блеснув глазами на отца. ― Но только взрослым, а вы ими не являетесь.

― Со временем нельзя играть, ― сказал отец тем же ровным тоном, словно и не слышал подначивания жены. ― Но можно нырять и выныривать из него, а значит, иногда может казаться, что время идет очень быстро. Или очень медленно. Вот так. ― Он нарисовал линию подлиннее над первой. ― Понятно?

Дети кивнули.

― Вопросы есть?

Оба потрясли головами.

― Наша задача ― всегда помнить, что время устроено вот так. ― Джошуа