Бес лести предан - Элиот Лилит

Кто, если не он? Ленивые разбалованные аристократы? Важные вояки, которые уже в четыре года – полковники? Императрица, которую прихоти фаворитов занимают больше, чем государственные дела? Он бы все сделал правильно! Он навел бы порядок! Он…

Нет.

Это все тот же шепот бесов, только громче и настойчивее. Он знал, как с таким справляться: холодный рассудок и железная воля. Он – выше своих соблазнов. Он – выше тьмы.

Тьма заклекотала, давясь весельем.

«Ты не отвратишь неотвратимое».

Хруст и скрежет вокруг. Он в панике закрутил головой: скелеты, скелеты поднимались из земли.

Океан тьмы вырвался из проломленного купола, накрыв мир от земли до неба. Он ничего не видел. Не мог дышать. Руки увязли в густой патоке, под ногами захлюпала трясина, заглотив его по колени, по пояс, по грудь. Он зашелся в беззвучном крике.

Густая черная масса хлынула в рот, взбухла в легких обжигающими пузырями и, отчаянно барахтаясь…

… он слетел с кровати, запутавшись в простынях.

Какое-то время лежал на ковре, судорожно хватая воздух. Щеку щекотали мягкие ворсинки. В доме тихо.

Наконец, Алексей встал, измученный и мокрый от пота. За окном его петербуржской квартиры брезжил рассвет.

Он засобирался. Поутру надлежало являться к Мелиссино, у которого он теперь служил старшим адъютантом.

Кошмары снились все чаще. Алексей не так часто бывал на Изнанке, но из его снов она не уходила. Что это? Предупреждение? Искушение? Наказание? Он старался не зацикливаться, но как вымыть из памяти такие яркие краски? Океан тьмы, армии скелетов, орды бесов, рвущиеся наружу сквозь набухающий нарыв…

Город на костях. Отец в детстве рассказывал легенду, как Петр Великий дважды отстраивал город и дважды тот за ночь тонул в трясине – только на третий раз и вышло. Детская сказка, но… Он покачал головой. Нечего забивать голову глупостями перед службой.

Несмотря на ранний час, Мелиссино уже был в кабинете. За прошедшие четыре года он изменился мало, только морщин на лбу прибавилось.

– Проходи-проходи, – замахал он. – Есть для тебя дело.

Алексей приблизился.

– Чем могу быть полезен?

– Что думаешь о переводе по службе?

Алексей напрягся. К любым переменам он относился настороженно.

– Куда?

– В Гатчину.

Этого он никак не ждал.

О Гатчине ходили самые разные слухи. Резиденция наследника слыла местечком суровым и неприветливым, с совершенно чуждым укладом жизни. Большинство офицеров, зная о строгости тамошних правил и тяжелом характере цесаревича Павла, боялись перевода туда как огня. А как же не бояться? Истина, усвоенная Алексеем еще в корпусе, оказалась верной и за его пределами: люди не умели и не хотели служить, а просто мечтали, чтобы все доставалось даром.

– Его высочество просил меня порекомендовать хорошего артиллериста. Я собираюсь послать тебя. С обязанностями ты справишься, и что еще важнее – ты видишь бесов.

Алексей вздрогнул. А это здесь при чем?

От Мелиссино его недоумение не укрылось. Он прищурился.

– Что ты вообще знаешь о цесаревиче?

Что при дворе в открытую говорят, будто он глупец и безумец – ну прямо как его отец, если он, конечно, вообще сын Петра Федоровича. Это даже Алексей слышал, хотя во дворце бывал редко – его связи с высшим обществом ограничивались поручениями Мелиссино и преподаванием точных наук сыну графа Салтыкова. Вопросы престолонаследия и сложных отношений в императорской семье Алексея не занимали.

Мелиссино вздохнул.

– По лицу вижу – ничего хорошего.

– Я никогда с ним не встречался, что я могу знать?

– Ну, ты явно знаешь, что о нем болтают. Не притворяйся, все знают. – Мелиссино откинулся на спинку кресла. – Про его безумие – это ерунда. Он не более безумен, чем мы с тобой, и уж точно не глупее нашего. Просто очень обеспокоен нынешней ситуацией с бесами и этого не скрывает. Знаешь же, что раньше разломы так часто не образовывались?

Алексей кивнул. Даже за те годы, что он служил в Петербурге, в экспедиции на Изнанку его стали отправлять раза в два чаще, чем поначалу. И это при том, что он был далеко не единственным офицером, которого могли сорвать посреди ночи, переодеть в черно-белую форму и отправить бороться с очередной разломной тварью.

– В столице с этим особенно тяжело, но в других городах тоже не гладко, да и из-за границы приходят кое-какие тревожные вести. Что-то нехорошее носится в воздухе. Понимаешь, о чем я?

Он вспомнил сегодняшний кошмар. Кивнул.

– Проблема в том, что люди не верят в то, что не видят. Или верят, но списывают со счетов. Мы их никогда не переубеждали – зачем панику сеять? Так и оказались в положении, когда всем, кто у власти, дела нет до наших предупреждений. Конечно, человек, который в такой обстановке начнет твердить, что проблему с бесами нужно решать немедленно, всем покажется страшным сумасбродом. Понимаешь?

Он кивнул в третий раз, чувствуя себя немного глупо. Но что он мог сказать? Что ему страшно менять привычную жизнь под крылом генерала Мелиссино на новую и неизведанную? Что не может отделаться от ощущения, будто генерал выставляет его за порог под первым же удобным предлогом? Нелепо и неблагодарно. Он не мальчишка уже…

– Вот и славно, – Мелиссино протянул ему подписанный приказ. – Тогда собирайся и выезжай в Гатчину, да поскорее. Это для тебя большая возможность. Служи как следует, и цесаревич оценит тебя по заслугам.

Мелиссино встал, обошел стол и крепко сжал плечо Алексея.

– Ну, ступай с богом. Докажи всем, что я в тебе не ошибся.

Глава 11. Цесаревич

Первое свидетельство гатчинской дотошности поджидало уже на пути туда. Посреди дороги стояла внушительная застава, на которой пришлось останавливаться и объяснять, кто он и зачем едет. Офицер, прежде чем пропустить его, трижды проверил бумаги, пристально разглядывая подпись и проверяя подлинность печатей. Можно подумать, он держит путь не в загородное имение, а пробивается в чужую державу…

Конечно, настроения это не улучшило. Тревога охватила Алексея еще в начале пути и с каждой верстой лишь усиливалась. Какое впечатление он произведет на цесаревича? В Гатчине происхождению придавали мало значения, его худородность бросаться в глаза не будет, но Алексей редко нравился людям – даже Андрей жаловался, что от него вечно веет какой-то тяжестью. Всю дорогу Алексей твердил себе, что это неважно. Он знаток своего дела. Даже если как человек он будет цесаревичу неприятен, главное – как следует выполнять свои обязанности, тогда и стыдиться