Кондитер Ивана Грозного 2 - Павел Смолин

рассказывать, — развел руками Данила. — В походе январском мне поучаствовать не довелось. Славная была битва, войска хана Ямгурчи вне стен города перехватить удалось, на Царевой протоке, что на Волге-реке. Половина войска нашего его войско на голову разбила, а другая Астрахань без боя взяла. Ныне там человек Государев сидит, из татар знатных, хан Дервиш-Али. Вскоре договор большой о мире с ним Государь подпишет.

— Добро.

А где взятие Астрахани полноценное? Кажется, понимаю…

— Удержится ли на ханстве Дервиш-Али, как полагаешь?

— Не моего это ума дела, Гелий Далматович, — скромно потупился Данила. — Государь полагает, что ненадолго сие. Скоро остатки Орды попытаются Астрахань отбить, а Дервиш-Али характером трусоват, может к ним примкнуть. Придется снова Астрахань воевать.

Что-то мне это напоминает, и напоминает настолько, что аж противно становится. Изо всех сил, до последнего власть отечественная договариваться с «партнерами» пытается, желая лишь одного — признания своего права на подконтрольный Москве пояс безопасности. А он нужен не эго правящей персоны потешить, а для защиты основных территорий. Вот не хочет Иван Васильевич Астрахань целиком под Русь забирать, потому что «забрать» это уже напряжение сил великое, а потом еще удержать надо, уже не через «прокси» степного, а своими «коренными» силами. А дальше неизбежно начнется война с остатками Золотой Орды, и длиться она будет не десять и не двадцать лет, а до победного конца. Кто там Крым к Руси прирезал? Екатерина II вроде бы.

— Татары сии кочевые из всех на свете вещей только силу уважают, — рискнул я дать совет. — Договариваться с ними как с государством другим, крепким, невозможно — неспокойно там в верхах, норов разбойничий, к системному строительству нормального государства не приспособленный, но падкий на грабежи соседей. Город Государь взял, Дервиш-Али на трон усадил, это хорошая демонстрация силы, но договора долго соблюдать татары не станут — посидят, силы накопят, и пойдут воевать Астрахань обратно. Тут иначе нужно поступать — снаряжать и отправлять вглубь степей многие карательные отряды. За каждую сожженную русскую деревню сторицей долг взымать, выжигая и вырезая кочевья, а по степям самим пожары могучие пускать. Тоже не панацея, но ежели знать будут татары о том, что за каждую вылазку на Русь их скот, женщины и дети головами своими заплатят, подумают трижды, а то и вовсе на Запад бегать начнут, к католикам.

Сложив руки на животе в замок, Данила откинулся на спинку дивана и посмотрел на меня так, словно увидел впервые:

— Женщины и дети стало быть?

— А что делать? — развел я руками. — Ежели враг наших не щадит, нашу милость Православную только за слабость и примет. Язычники разбойничьего толка, иного от них ждать и не следует.

Глава 7

Сдобренный настоянными в нем березовыми вениками кипяток от столкновения с камнями моментально превратился в ароматный пар, наполнивший скудно освещенную лампадками парную моей личной бани.

— Ух-х-х! — схватившись за сермяжную ушанку, Данила склонил голову и поплотнее натянул шапку на голову.

— Благостно! — заявил я, избегая глубоких вдохов.

Жарко очень, и если молодой я к этому уже привык, пожилой Дворецкий всея Руси в такие баньки отродясь не ходил, и держится на одной лишь калёной силе воли. Как это — сопляк иноземный стоически жар терпит, а важный боярин позорно сбежит из парилки? Нет уж — будет Данила сидеть до потенциального обморока или пока я не выйду. А я и выйду — мне трупешник министра средневекового МВД на руках ну совсем не нужен. Щас, только еще немножко посидим, иначе боярин не осознает всего величия омовения в русской баньке.

— Тело человеческое что железа кусок, — принялся я читать лекцию. — Закалять его в жаре и холоде дело благое, для здоровья и духа полезное. Сейчас тяжко нам с тобою, но потом сам почувствуешь, насколько страдания сии окупятся.

— В сравнении со страданиями истинными это — потеха, — мужественно заявил Данила. — Жар — не холод, костей не ломит. Спустившись с полка, боярин зачерпнул полный — потому что я черпал половину — ковш и плюхнул на камни.

Не ошпарился, но камни, как и ожидалось, немного «залил».

— По половинке ковшика надо, Данила Романович, — беспощадно приложил я его. — Камни жар быстро воде отдают, и ежели воды много, получается как щас, когда выкипает она долго, жару не прибавляя, а одной только влаги воздушной.

Профессионально проглотив оплеуху от более знатного человека, Данила смиренно кивнул:

— Благодарю за совет твой добрый, Гелий Далматович.

— Идем, снежком оботремся! — ловко спрыгнул я с полка. — Дадим камешкам жару набраться, а сами охладимся!

Дверь в парную низенькая, поэтому и мне, и более высокому Захарьину пришлось нагнуться. Вышли мы не на улицу, а в «помывочную» — здесь у нас кран с кипятком из печного бака, пара кадушек с водицей холодной, две скамейки, полочка с мылом и крючки с мочалками.

По сравнению с парной здесь почти прохладно, поэтому гость издал почти незаметный вздох облегчения. Из помывочной мы попали в «зону отдыха» — стол, покрытые льняными тряпицами скамеечки, пара слуг, готовых по первому велению поставить на стол чего душа любителей бани пожелает. Мне бы еще банщика в штат профессионального, но готового специалиста на Руси я едва ли найду — тут кто-то с навыками массажиста нужен, а эта сфера деятельности у нас не развита.

Из «зоны отдыха» — в сени, с надеванием бархатных тапочек на кожаной подошве. Понт отличный — дорогая фигня, а нужна только через сени до улицы добежать да обратно.

В сенях у нас березовые, дубовые и пихтовые венички сушатся. Имеются здесь и стол с лавками — сейчас не нужны, но буду пользоваться в теплое время года. Банька моя окружена высоким плетнем, поэтому «неглиже» сверкать можно смело. Снежок беленький, на территории поместья такого уж давно нет, все очищено, утоптано и промышленным комплексом припорошено. С реки носят — там вдоль берегов снежок что надо.

Обтираться снегом — это приятно, но