Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

– Это машина, – возразила Мамелхва, взглянув на рану в груди убитого. – Робот?

– Солдат, – поправил ее Шелк, – хотя солдат, выкрашенных в синее, мне никогда прежде не попадалось. Наши окрашены по-иному, в зеленое с бурыми и черными пятнами, следовательно, этот прибыл из некоего другого города. Но, как бы там ни было, погиб он уже давно, а кто-то другой, находящийся здесь же, в святилище, жив и изрядно страдает.

Массивная дверь в стене шахты оказалась приоткрытой. Отворив ее, Шелк переступил порог святилища и (к немалому своему изумлению) обнаружил за дверью округлое помещение целых тридцати кубитов в высоту, с мягкими диванами, стеклами и разноцветными индикаторами непонятного назначения на полу, на плавно изогнутой стене и даже на потолке. В каждом из включенных, неярко мерцавших стекол с жалобным стоном покачивалась, приплясывала некая жуткая, истерзанная маска, похожая скорее на череп, чем на лицо.

– Смотритель! – хлопнув в ладоши, воскликнул Шелк.

Маска невнятно залопотала, широко разевая неровную дыру рта. Мало-помалу лопотание перешло в пронзительный визг, и посреди комнаты резко, с грохотом откинулась в сторону крышка люка.

– Хочет, чтоб ты в нос спустился, – пояснила Мамелхва.

Шелк, подойдя к отверстию в полу, взглянул вниз. У самого дна, кубитах в пятидесяти от люка, словно бы плавали три ярких искорки, двигавшихся как одна, живо напоминавших такие же огоньки на дне могилы Дриадели, привидевшейся Шелку во сне. Но вот огоньки исчезли, уступив место одной-единственной искорке.

– Я иду вниз.

– Да, этого он и хочет.

– Смотритель? Ты его понимаешь?

Мамелхва едва уловимо для глаз качнула головой.

– Я это уже видела. Следуя на корабль, который должен был унести нас из круговорота.

– Но все это не может быть никаким кораблем! – возразил Шелк. – Святилище наверняка вырублено в сплошном камне!

– Здесь у него причал, – пробормотала Мамелхва, однако Шелк, уже усевшийся на пол, опустил ноги в округлый проем подле откинутой крышки люка.

Вбитые в стену скобы позволили спуститься к прозрачному пузырю, за которым виднелась голая каменная равнина, окутанная мраком ночи. Стоило Шелку устремить взгляд вдаль, некий безымянный психический механизм, придя в действие, приспособился к непривычному зрелищу, и искорки, роившиеся за вогнутым стеклянным полом, сделались не просто далекими – бесконечно далекими огнями новых, неведомых небесных земель.

– Пас Всевеликий…

Перед лицом открывшегося Шелку зрелища имя божества прозвучало глупо, бессодержательно. Прежде, произнося его, Шелк не усомнился в величии Паса ни разу, однако представшая его взору картина затмевала образ Владыки Круговорота по всем статьям: определенно наружу божественность Паса не распространялась.

Невольно сглотнув, Шелк обнаружил, что во рту пересохло, и начертал наперсным гаммадионом символ сложения.

– Это ты мне и показывал, верно? Все то же самое – усеянный разноцветными искорками черный бархат у ног – я видел там, во дворике для игры в мяч.

Ответом ему (хотя, возможно, сие Шелку лишь показалось) было «да», не высказанное вслух, но укрепившее дух, как не смогло бы укрепить оный ничто иное.

Одну за другой разжав руки, Шелк отпустил холодные, точно лед, скобы и утер взмокшие ладони полою риз.

– Если тебе угодна моя смерть, что ж, я умру и не стану противиться этому даже в мыслях. Однако, явив мне все это за игрой в мяч, ты наказал спасти наш мантейон, а посему позволь вернуться назад, в… в знакомый, привычный круговорот. Клянусь, я принесу тебе в дар белого быка, как только смогу его приобрести.

На сей раз ответа не последовало вовсе.

Шелк бросил взгляд вправо, влево, оглядел вогнутое стекло от края до края. Сколько крохотных огоньков! Одни красны, другие желты, словно топаз, третьи мерцают темно-лиловым, многие чисты, светлы, подобно алмазам… а вон те невесомые облачка искорок, несомненно, целые города! Мрачная равнина, испещренная ямами, будто щеки перенесшего оспу ребенка, казалась куда бесплоднее голых скал Паломничьего Пути: нигде ни деревца, ни цветка, ни тонкой былинки, ни пятнышка мха, пробивающегося из-под камня…

Так, глядя вниз, в искристую мглу под ногами, Шелк простоял до тех пор, пока Мамелхва, остановившись на одной из скоб над его головой, не коснулась его макушки, дабы привлечь внимание. Вздрогнув от неожиданности, Шелк обернулся, поднял взгляд, но тут же отвел глаза, донельзя смущенный видом ее обнаженных чресл.

– Что ты нашел? Дай мне. Я отыскала, куда ее поместить.

– Минутку. Сейчас, – отвечал Шелк, но, попытавшись подняться к ней, обнаружил, что его руки окоченели от холода. – Ты ведь о карточке, если не ошибаюсь?

Мамелхва не ответила ни слова.

Помещения наверху оказались изрядно тесными, однако самое просторное, уставленное бесчисленными диванами, превосходило высотой даже главную башню Великого Мантейона, обращенного фасадом к дворцу Пролокутора на Палатине. В комнате над этим невероятно высоким, цилиндрической формы залом Шелк поскользнулся на небольшом белесом комке какой-то гнили и понял, откуда исходит всепроникающая вонь тления. Взглянув под ноги, он обнаружил еще около дюжины таких же комков мертвой плоти, в беспорядке разбросанных по полу, и спросил у Мамелхвы, что это.

– Люди, – нагнувшись и осмотрев один из комков, отвечала она.

Присев на корточки, Шелк пригляделся к другому и тут же узнал крупчатую черную пыль, в которой он лежал: очевидно, блестящий металлом шкаф, некогда служивший хранилищем тысяч, а то и десятков тысяч таких же, подобно залу, где среди множества прочих био спала стоя Мамелхва, был опечатан печатью Паса, а после некто, нарушив печать, с беспощадной беспечностью расшвырял эмбрионы по комнате. Помнится, в схоле учили почитать святотатством даже обычное упоминание любого из божественных имен… и если это правда, как отнестись к подобному?

Содрогнувшись, Шелк поспешил за Мамелхвой.

В комнатушке столь крохотной, что теснота совершенно не позволяла избегать взаимных прикосновений, Мамелхва указала ему на стойку со множеством торчащих наружу проводов.

– Вот где ей место. Ты монтажу не обучен… позволь мне.

Охваченный любопытством, до глубины души потрясенный вопиюще кощунственным разграблением сокровищ Паса, Шелк послушно полез в карман. Подсоединив к поданной им карточке три зажима, Мамелхва бросила взгляд на стекло под потолком.

– Не тот тип, – подытожила она и, нагнувшись, вставила карточку в стойку на высоте лодыжки. – Покажи остальные.

Шелк выгреб из кармана все карточки до единой, и Мамелхва испытала каждую в точности как первую – без спешки, порой словно бы сомневаясь в очередном решении, но всякий раз принимая верное: изуродованное серое лицо в стекле на глазах обретало форму.

– Время пришло? – осведомилось оно. – Время пришло?

Шелк отрицательно покачал головой, но серое лицо не унималось.

– Время пришло?

– Еще карточки есть? – спросила Мамелхва. – Если есть, давай сюда.

– Увы, больше у меня нет. Семь оставалось от прощания с Дриаделью, две – от пожертвования Крови, еще одну я нашел у тебя на глазах, и все их отдал