Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

– Старшая из семи детей! А все папаша, свихнувшийся на мечтах насчет сына-наследника и еще на стараниях подольше не умирать.

Подгулявший извозчик, шедший навстречу, потянулся к ней, норовя ущипнуть за сосок, но она ослепила нахала, вонзив большие пальцы ему в глаза, и тот с жалобным воплем рухнул на дно сточной канавы.

– Ну ладно Мольпа тоже оказалась девчонкой, но Тартар-то, казалось бы, подойдет? О нет, не тут-то было! Так появился на свет малыш Иеракс, но ему и Иеракса, видите ли, мало! Отсюда еще три девчонки, а после… полагаю, ты уже знаешь, что нам по силам овладевать вами вот таким образом?

– Девочка? – каркнул Орев.

Однако Синель если и услышала его, то не подала виду.

– Нет, о Предивная Сцилла, я и не знал, что такое случается до сих пор, – пробормотал Чистик.

– Таково наше право, но большинству из нас для этого нужно стекло либо Окно, как вы их называете… одним словом, терминал. А мне терминалом служит все это озеро, и потому в его окрестностях власти у меня – любой позавидует.

На Чистика она не глядела, однако Чистик кивнул.

– Вот только давненько, давненько я здесь не бывала… А, так эта девица – шлюха. Понятно, отчего Киприда увлеклась ею.

Чистик вновь вяло кивнул.

– В самом начале мы поделили между собой сферы влияния, а папаша – такое уж значение имело его имя – стал божеством всего разом и главным над каждым, понимаешь? Где лодки?

– Совсем близко, о Предивная Сцилла. Свернем на следующем перекрестке за угол, пройдем еще малость, и… там должны быть.

– Впрочем, теперь-то он мертв. Тридцать лет тому назад мы стерли его из ядра. После этого всю внутреннюю поверхность по праву старшей подгребла под себя мамочка. Но я-то знала, что мать в основном будет держаться суши, и взяла себе воду. Ох и поныряла тогда, ох и поплавала! А Мольпа, ясное дело, выбрала искусства…

Свернув за угол, Синель углядела рыбачью лодку, покачивавшуюся у причала в конце переулка, и ткнула в ее сторону пальцем.

– Вон у той человек на борту уже есть. О, даже двое, и один из них – авгур. Прекрасно! Ты лодкой править умеешь? Я – да.

Пас мертв?! Вот так новость! Ошарашенный, Чистик надолго утратил дар речи.

– Не умеешь? Тогда не убивай их. О чем бишь я? Ах да: все мы взяли себе новые, соответствующие имена. К примеру, папаша дома звался Тифоном Первым… Одного никто из нас не предвидел – что ей он тоже позволит выбирать самой. Ну, так она и выбрала любовь – вот уж сюрприз так сюрприз! И получила секс со всеми прочими мерзостями в придачу. Поначалу ни во что особо не вмешивалась, понимая…

Услышав ее голос, патера Наковальня поднял взгляд.

– Ты! Авгур! Готовься отчаливать!

Молнией рванувшись вперед, Синель скрылась из виду в непроглядной тени лабаза для засолки рыбы, а пару секунд спустя на глазах изумленного Чистика взвилась в воздух, совершила невероятный – под силу разве что одержимой – прыжок и с кувырком приземлилась на палубу рыбачьей лодки.

– Я сказала: готовься отчаливать! Ты что, глухой?!

Затрещины, отвешенные авгуру с левой, а рыбаку с правой, прозвучали над озером, словно грохот с маху захлопнутой двустворчатой двери. Опомнившись, Чистик выхватил из-за пояса иглострел и поспешил за Синелью.

Еще одно знойное, изнурительно жаркое утро…

Майтера Мрамор, точно веером, помахала перед собою тонкой брошюркой. В ее щеках находились змеевики… да, схема их больше не вызывалась из памяти, однако в наличии змеевиков она практически не сомневалась. Основные – в ногах, а в щеках – вспомогательные… те самые, в которых жидкость, сообщающая ей какие-никакие силы, вступает (либо как минимум должна вступать) в тесный контакт с титановой лицевой панелью, в свою очередь пребывающей в непосредственном соприкосновении с кухонной атмосферой…

Каковой полагается быть значительно прохладнее.

Но нет, тут у нее ошибка. Когда-то она определенно выглядела – почти наверняка выглядела – совсем как био. И на щеках имелось покрытие из… из некоего материала, весьма вероятно препятствовавшего теплообмену. Как она сказала на днях милейшему патере Шелку? Три века? Три сотни лет? Видимо, десятичная запятая съехала – наверняка, наверняка съехала – влево…

Да. Да. Вне всяких сомнений. В то время она выглядела совсем как био, черноволосая краснощекая девушка-био. Как Георгина, несколько старше нее, но из рук вон плохо разбиравшаяся даже в арифметике, а в десятичных дробях путавшаяся самым прискорбным образом, умножая одну на другую и получая результат с двумя запятыми разом, мешанину цифр, в которой не найти смысла даже Его Высокомудрию.

Свободной рукой майтера Мрамор помешивала овсянку. Ну вот, готова… едва вовсе не разварилась.

Сняв кастрюльку с плиты, майтера Мрамор вновь обмахнула лицо брошюркой. За дверью, в трапезной, с достойным всяческого подражания терпением ждала завтрака малышка майтера Мята.

– Лучше поешь сейчас, сиба, – посоветовала ей майтера Мрамор. – Возможно, майтере Розе нездоровится.

– Хорошо, сиба.

– Что это? Повиновение?

Брошюрку, порхавшую перед лицом майтеры Мрамор, украшало водянистое, бледное изображение Сциллы, резвящейся в воде с рыбой-луной и белугой, однако прохлады воздуху оно не прибавляло ничуть.

– Ты вовсе не обязана повиноваться мне, сиба.

– Но ведь ты, сиба, старшая!

Обычно звучавшая еле слышно, сим утром речь майтеры Мяты обрела твердость и чистоту, однако изрядно разогревшаяся майтера Мрамор этого не заметила.

– Тебе еще не хочется есть? Я же вовсе не настаиваю, чтоб ты немедля принялась за еду, – просто кашу с плиты настало время снимать.

– Мне хочется того же, чего хочешь ты, сиба.

– Схожу-ка я наверх: вдруг майтере требуется моя помощь, – осененная новой мыслью, решила майтера Мрамор. – И миску каши на подносе с собой прихвачу.

Да, мысль неплоха: таким образом, майтера Мята сможет позавтракать, не дожидаясь старейшей сибиллы.

– Но для начала положу овсянки тебе, а ты должна съесть ее всю без остатка.

– Если тебе так угодно, сиба.

Майтера Мрамор вынула из буфета миску майтеры Розы и старенькую щербатую миску, якобы предпочитаемую всем прочим майтерой Мятой. Подъем по лестнице наверняка закончится перегревом, однако она не подумала об этом вовремя, а значит, похода наверх уже не избежать… С этими мыслями майтера Мрамор раскладывала овсянку по мискам, пока половник не растворился в воздухе, обернувшись облачком цифр, и в изумлении уставилась на него. Надо же… сколько раз она объясняла ученикам, что монолитные, цельные объекты состоят из роящихся атомов, и ошибалась! Оказывается, каждый цельный предмет, даже каждая цельная мысль – рой цифр! Закрыв глаза, майтера Мрамор велела себе зачерпнуть из кастрюли с овсянкой еще половник, бросить брошюрку, ощупью отыскать край миски и вывалить в нее еще толику каши.

Подъем по лестнице оказался не настолько обременительным, как она опасалась, но