Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

– На всё готовы, владыка, и втройне плохо, когда баба за своим желанием берегов не видит.

И спорить с этим было невозможно.

* * *

Вивея по комнате металась, ровно лисица бешеная.

Страшно? Ой как страшно-то, мамочки родные!

Вот травила девок – и не боялась, легко рука шла. А сейчас… убивать не страшно, страшно попасться. Как подумает, что с ней сделать могут, так по позвоночнику морозом продирает!

А ведь пузырек с настойкой не выкинула она! Не смогла!

Не успела попросту.

А когда, как было его выкинуть, ежели то слуги, потом боярышни явились, суматоха поднялась. Была б то трава сухая али порошок какой – его подсыпать проще, и следов не осталось бы, а капли – пузырек, улика. Могла б Вивея – она б пузырек кому из присутствующих подсунула, да вот беда – не умела она по карманам лазить. На то навык потребен, а откуда он у дочери боярской?

Не получится у нее, и пытаться нечего, шум поднимется, поймают за руку, считай, тут и кончено все будет.

Вивея потом думала, куда пузырек выкинуть, но – некуда было. В нужник разве что? Так ведь палаты! Не принято боярышням на задний двор бегать, тут бадейка специальная есть, но в нее выкинуть смысла нет, видно же будет, глупо это.

В окно? Вивея в окно выглянула, от стражников отшатнулась. Стоят внизу, один голову поднял, на нее посмотрел, отвернулся. Как тут что кинуть?

Найдут, подберут.

Оставалось пока при себе держать пузырек и молиться. Выйти бы куда, да в коридоре тоже стража стоит, спросят, досмотрят, и попадется она ни за грош. Сами-то стражники ее не обыщут, но бабам прикажут, и те таить не станут. Ох, лишь бы обошлось.

Только бы пронесло!

Выкинет она эту дрянь! А покамест… пузырек она на груди припрятала. Не будут ведь боярышню обыскивать просто так, по одному подозрению? Нет, не будут?

Правда же?

* * *

Устинья напоказ капли сонные над молоком вытрясла, чашку выпила, на кровати вытянулась.

– Благодарствую, царевич. Поспать бы мне.

– Спи, Устиньюшка, не уйду я.

– Нет, царевич. Нельзя так, нехорошо, когда неженатый мужчина, да рядом с девушкой незамужней, да в покоях ее – плохо так-то. Не позорь меня, прошу.

Фёдор зубами скрипнул, но за дверь вышел, там и уселся, на стену облокотился. Не сдвинется он никуда отсюдова, покамест не найдут убийцу. А потом сдвинется, чтобы своими руками удавить гадину!

Устя на Аксинью поглядела.

– Ася, пожалуйста, походи, посплетничай, узнай, что в палатах об этом случае говорят?

– Хорошо, Устя.

– А я посплю покамест.

– А царевич…

– Скажи, что я уснула. – Устя к стене отвернулась, глаза закрыла. Напоказ она капли вытрясла, а так-то не в молоко они попали горячее – рядом, на одеяло. Чуточку глаза отвела, для этого и волхвой быть не надобно.

– Хорошо, Устенька.

Аксинья дверью хлопнула, Устя лежала, в потолок смотрела.

Потом, минут через десять, встала и дверь изнутри на засов закрыла. Тихо-тихо.

Так спокойнее будет. У Аксиньи своя светелка есть, а Усте никого рядом не надобно. Разве что полежать. Чутье ей говорит, что государь скоро не придет. А как придет, так она ему сильная да уверенная в себе понадобится, не сонная да усталая.

Отдохнуть надобно.

Просто – отдохнуть.

Через десять минут Устя уже крепко спала.

* * *

Фёдор в коридоре сидел, под дверью. Михайла ему не сказал ничего, наоборот, рядом устроился. Подумал, плащ откуда-то притащил, царевичу подстелил.

Фёдор даже не кивнул, другим его мысли были заняты.

– Узнаю КТО – сам убью!

– Вот дрянь-то, царевич!

Михайла не клялся, слов громких не произносил, но убил бы – не задумался. Хотя сейчас и без него постараются, еще и лучше в приказе-то Разбойном получится.

– Выпьешь, царевич?

– Давай, – Фёдор неловко из фляги глотнул, сморщился. – Я как подумал, что Устю потерять могу… уф-ф-ф!

И еще раз глотнул.

Михайла кивнул медленно. Здесь и сейчас понимал он Фёдора лучше, чем кто-либо другой поймет, страх у них на двоих был один, общий, жуткий…

Да, потерять.

Страшно подумать даже.

Вот была Устя… и ее – нет?! Вообще нигде нет? И улыбки ее нет, и голоса, и… и в глазах мутнеет, и из груди рычание рвется, и в голове черная пелена, а руки сами в кулаки сжимаются.

Как так – ее нет?

Тогда и Михайлы тоже нет. И смысла нет. И жизни. И… и мира этого тоже нет! И не жалко его – к чему он без Устиньи?

На все плевать.

Устя, Устенька, только живи, пожалуйста… а тварь эту, которая ядом балуется, Михайла сам убьет, ежели Фёдор не поспеет…

Убьет.

* * *

Боярин Репьев рассуждал так.

Ежели кто из боярышень причастен, напугать их надобно. Пытать нельзя, понятное дело, но ведь пугать – можно?

Нужно!

Выбираем мужика пострашнее, одеваем внушительно, и пусть пугалом поработает, посмотрит грозно, порычит страшно, авось душегубка себя и выдаст!

А там уж и хватать, и тащить можно.

Боярин Репьев у лекаря расспросил, что искать надобно, Адам Козельский ему и объяснил, что свежей красавки зимой-то не сыщешь. Ежели сушеную – ее б в блюде мигом заметили. Трава же, ею заливное обычно не посыпают, другое дело – зелень свежая, но ведь и той не было. Да и посыпать траву ту незаметно не удастся.

Значит, речь о настойке.

Ее и сделать несложно, и подлить тоже, только вот склянка оставаться должна. Нет ее в горнице, где обед был?

Горницу боярин обыскал сам, чуть ли не по полу прополз.

Не было склянки.

И то, когда ее прятать-то? И куда?

Получается, яд уже на столе добавили, значит, при злодейке склянка остаться должна. Конечно, могла она ее и по дороге выкинуть, и потом…

Боярин лично стражу спустился расспросить. Но – ничего не выкидывали. Разве что одна из боярышень выглядывала, рыжая такая…

Рыжих было три штуки. Устинья, Аксинья и Вивея. Две Заболоцких и Мышкина. Только вот Устинья… ей смысла нет никого травить. Судя по Фёдору, ее и так под венец поведут. Хоть завтра бы повели.

Аксинья? Вообще ее в горнице не было.

Вивея? Мышкина?

Могла она? Да легко! Бабы и не такое устроить могут!

А к государю бояре скоро пожалуют, им хоть что сказать надобно. Так что… семь бед – один ответ, а когда не она это, так боярин честь боярскую не уронит, извинится перед отцом