Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

Велигнев зря не скажет.

* * *

– Государь, беда!

– Что случилось?

Борис, только недавно от Устиньи вернувшийся, уснуть еще не успел. Оно и хорошо, просыпаться не придется.

– Государь, пожар случился. И боярина Ижорского убили.

– Боярина Ижорского? Романа? Рассказывай.

Боярин Репьев, глава приказа Разбойного, голову опустил да и заговорил. По словам его, сегодня ночью кто-то терем боярский поджег. А боярина в горнице его прирезал, рядом с тайником.

Борис слушал, гневом наливался.

– А куда дворня смотрела?

– Так пожар тушили, государь. Я с боярыней уж поговорил, сколько смог, рыдает она, но пару слов удалось вырвать. Говорит, была у мужа ухоронка, а что в ней – не ведает. За ней боярин в огонь и кинулся.

– А тать и подвернулся.

– Это кто-то свой, государь. Чтобы вот так пройти через заслоны все незамеченным, и псы цепные его не порвали, и терем поджег негодяй, и дождался, пока боярин за добром своим побежит, не выдержит… не способен на такое никто чужой, слишком многое знать надобно о боярине.

Борис выдохнул медленно, кулаки разжал.

– Вот что, боярин. Веди-ка ты следствие и татя мне представь, хоть землю носом рой, а только сыщи эту погань!

Василий Репьев поклонился:

– Воля твоя, государь. Всех расспрошу, а только татя сыщу.

Борис кивнул.

Предупреждать боярина не стал. За то и ценил он Репьева, что неглуп был боярин. И знал – под пыткой каждый сознается. Да хоть бы в чем! И в злоумышлении, и в убийстве – как пытать будут, так и сознается. А только татю от этого ни жарко, ни холодно, он на свободе как гулял, так гулять и будет. Потому пытки боярин Репьев не уважал, а вот розыск вести умел, и люди его недаром хлеб свой ели. И доносчики, и слухачи у него везде, кажись, были.

Знал Борис: искать боярин будет по совести, невиновного государю не подставит, зря осудить не даст.

– Ищи, боярин. Когда найдешь – награжу щедро.

Боярин поклонился да вышел.

Борис вытянулся под одеялом пуховым, вздохнул. Раньше и не мерз вроде, а вот сейчас холодом пробирает. Устя сказала, это пройдет, да только когда? Вроде как от того, что сил у него сосали много, сейчас восстанавливается он, вот тепло и уходит быстрее. Как больной, случается, мерзнет, а потом выздоравливает.

Устя…

А татя этого пусть сыщет боярин.

И сам Борис завтра подумает… Кажется, родного сына у Ижорского не было, хотел он свое состояние мужу дочери оставить, да дочь пристроить не успел.

Или был с кем сговор?

Завтра он боярыню расспросит. И покровительство окажет… Что там у Ижорского хорошего было? Кажется, рудник… и дальняя родня есть у него, род многочадный, это Роману не повезло, сын умер, второй тоже… дочь осталась.

С тем Борис и уснул. И больше его сегодня уж никто не тревожил.

* * *

– Просыпайся, царевич. Ты все почиваешь, а на Ладоге переполох великий творится. – Михайла Фёдора ночью не будил, он ему утром решил новость рассказать.

– Что за переполох?

– Боярина Ижорского, говорят, убили ночью.

С Фёдора сон слетел, царевич на кровати сел, глазами заблестел.

– Как?

– Вроде как тать залез… не знаю покамест. Сам узнал недавно, я ж всю ночь при тебе был…

Не был. И храпел пьяный Фёдор, как три свиньи, Михайла ему сонного зелья подлил. Но кому такие мелочи интересны? Главное-то, что царевич скажет!

– Ижорский. Родственник твой, ты говорил?

– Говорил, царевич. Да только родня мы уж очень дальняя, нашему плотнику троюродный плетень.

Фёдор хохотнул, потянулся.

– Жаль, братец тебя боярином не сделает. Попросить его, что ли?

– Да ты что, царевич! У Ижорского еще жена осталась, дочь, кажись, и еще кто из родни есть.

– Вот… дочь там какая?

– Страшная, царевич. На огороде поставишь, так вороны с неба попадают.

– А то б женился на ней и горя не знал.

Михайла аж перекрестился.

– Боже упаси, царевич!

– А то смотри, Мишка, поговорю я с братом, авось не откажет?

– Ты уж, царевич, лучше сразу прибей. Чем всю жизнь со страшным перестарком мучиться, разом дело и кончим?

Фёдор хлопнул Михайлу по плечу и отправился умываться. А Михайла подумал, что пока все складывается хорошо. Никто его ни в чем не подозревает.

А дальше?

Будет видно…

* * *

Ни днем покоя ведьме нет, ни ночью темной.

Ладно еще ночью – там и положено как бы.

А днем?

А все же…

Опускается длинный рыжий локон в пламя огня. Не просто так, а перевитый с другими волосами. Тусклыми, сероватыми, у Фёдора до случая состриженными. Вот и пригодились.

– От дурной дороги, от лишней тревоги, от злой бабы, на что мужики слабы, как мышка кошку ненавидит, кошка собаку, собака волка, не будет вам двоим толка… отворачиваю, заворачиваю…[82]

Ждала ведьма иного, а толку как не было, так и нет.

Не меняет цвет пламя, не шипит, искрами не плюется, ровно и не делает она ничего.

Или…

Отбросила женщина локон, в гневе ногой топнула:

– Точно ли это ее волосья?

– Ее.

– Тогда… не получается у меня от нее царевича отворотить! Как и нет никакого приворота.

– Так ведь и это возможно?

– Не должно такого быть! Неправильно это!

– Может, и неправильно. Но когда так-то получается?

Боярин Раенский поневоле призадумался.

У них все как рассчитано было? Напервой отворачиваем Фёдора от Устиньи, на то и локон надобен. А как только станет он отвращение к боярышне испытывать, тут его и к Анфиске Утятьевой приворожить можно. И женить, да побыстрее! Ан – не получается?

– А если просто его отвернуть, не как привороженного?

– Давненько уж без тебя о том подумала! Не получается! Понимаешь ли ты? Совсем не получается!

Платон кивнул:

– Понимаю. На нее подействовать никак. На него… пусть попробует боярышня Утятьева водой с приворотом напоить его. Авось и получится чего?

Женщина медленно веки опустила.

Тоже подумала.

– Не верю я в это. Боюсь, придется нам Феденьке игрушку его дать, чтобы порадовался да и бросил.

Платону это безразлично было.

– Значит, придется планы чуточку отложить, пусть натешится парень. Кровь молодая, горячая, как думаешь, хватит ему года?

– Не знаю.

– Год положим покамест, а коли затяжелеет девка…

– Не случится такого, а коли и случится – плод скинет. Сам знаешь.

– Может, и помрет при этом, когда будет кому помочь.

Ведьма ресницы опустила.

– Хорошо. Пусть Фиска приворот пробует, вдруг да поможет, а дальше видно будет.

На том и порешили.

* * *

Любопытство – оно даже у патриархов не порок.