Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

Царица? И царица, и что? Свекровь как свекровь. При мне она голой не плясала, черных петухов в жертву не приносила.

Боярин Данила?

И за ним ничего я не замечала странного.

А ведь было все это, и сейчас есть, и тогда было. И что делать со всем этим?

Не знаю.

Попросту не знаю. И само такое не расползется, и сказать о таком… кому?

Борису? Это мачеха его, брат его, это ущерб репутации, это урон такой, что и сказать страшно…

Патриарху?

Кому?

Я не знаю, что с этим делать. Понимаю, что упырей извели – хорошо. А дальше-то как быть? Книгу сжечь только осталось, но получится ли? Это ведь в обе стороны работает, книга род свой поддерживает, а род книгу силой питает. Когда хоть кто-то из рода останется, возродится эта пакость, наново ее написать можно. А Любава с Фёдором… их убить придется. Борис на такое не пойдет.

И Раенские еще останутся, и кукловод тот загадочный… Узнать бы про ведьму Инессу подробнее, может, тогда прищучим гадину?

Мне страшно.

Мне очень-очень страшно…

* * *

Царица Любава поморщилась.

Ух, так бы и влепила этой дуре с размаху пощечину, чтобы у нее зубы лязгнули.

Нельзя.

Платон такой выход нашел, о котором и не думала Любава. А ведь он все проблемы, считай, решает!

– Вот, тогда делай, что скажу! Представь, как тебе завидовать будут все! Царевной станешь!

– А сестра прежде всего! – подлила масла в огонь боярыня Варвара.

– Я… да! Устька завидовать будет!

Женщины переглянулись.

Завидовать?

Это вряд ли, радоваться, скорее. Но кто о таком будет юной дурочке говорить? Пусть сделает, что сказано, а там посмотрим!

– Тебе и делать-то ничего не придется, просто вплети ей в косу жемчуг заговоренный.

– Хорошо. А что от того будет?

– Прыщами она покроется. Фёдор от нее и отвернется, а ты рядом будешь. И он на тебя внимание обратит.

– Как Марфа?

– Почти, только сестре твоей легче будет. Прыщи ж, не язвы какие…

Марфу Данилову два дня назад в монастырь увезли, отмаливать. Не пошел боярин Данилов в рощу Живы-матушки, решил в монастыре попробовать.

Кто другой, поумнее, и про боярышню Утятьеву спросил бы, и про остальных боярышень – Аксинье сие и в голову не пришло. Ей просто хотелось сестре напакостить. Она жемчуг взяла, провела по голубоватой нити кончиками пальцев.

– Красивый.

– К себе примерять не вздумай, опрыщавеешь.

Аксинья, которая так сделать и собиралась, чуть руку не отдернула.

– Ой… да, конечно!

– А потом покинет боярышня Устинья дворец, прыщи и пройдут потихоньку. За год примерно.

Аксинья закивала:

– Да, конечно, так и сделаю… завтра же?

– Завтра.

Фёдор как раз Устинью невестой своей объявить собрался. Будет ему… невеста!

* * *

Тяжела ты жизнь разбойная!

Это в песенках так поется-то весело, что жизнь та вольная да легкая, что добычу по кабакам прогуливаешь да девок веселых тискаешь, что каждый день у тебя ровно праздник, а на деле-то иначе выходит.

Что вольная, оно понятно. И у волка в лесу воля, да вот беда – зайцы сами в рот не прыгают. Вот и у разбойников так-то…

И не на всякого нападешь, и пока еще нужного каравана дождешься, да и потом беда. Не хотят купцы товар отдавать, охрану нанимают, а это опять – драться. А охрана тоже не в луже найденная, оружие держать там все умеют. Конечно, хорошо, когда кому из татей удается в охрану наняться али в обслугу, тогда можно придумать что-то. Или коней потравить, или людей, уж как получится. Тогда, конечно, полегче выходит.

А все одно, с каждого налета по пять-десять человек теряет шайка. А новые придут… мясо необмятое. Не жалко их, да ведь и пользы от таких маловато, разве деревья валить да кашу варить, а в бою половина бежит, а вторую половину даже баба половником прибьет. Только вперед таких пускать, пока на них охрана отвлекается, можно их стрелами да болтами проредить.

И ран хватает, и загнивают раны, и спасти парней не всегда удается.

Добычу по кабакам прогулять?

А на много ее хватит-то, добычи той? Что-то обозов с золотом давненько не проходило по дорогам. Сборщиков налогов грабить?

Оно, конечно, дело полезное и богоугодное, так у мытарей охрана такая… свое-то государь хорошо охраняет! Дешевле не связываться. Так что добычи той доля… на два дня гулянок веселых. А потом – снова в лес.

А в лесу голодно, а в лесу холодно. Каждый раз каравана вслепую ждать – с голоду подохнешь али на кого слишком зубастого нарвешься. Вот и приходится честным лесным братьям деньги платить, да где медь, а где и серебро полновесное.

За что платить?

Так за все.

За весточку о караване – плати, за весточку об охране его – тоже плати. За то, что не поймают тебя крестьяне местные, не выдадут боярину, на землях которого лес растет, – опять плати. И за продукты им плати, и девок крестьянских тронуть не смей, разве что по доброй воле, а воли такой у них маловато. А парням-то хочется.

Девки-то веселые деньгу любят, а откуда она, когда там плати, тут плати, вот и зверствуют иногда ребята с пленниками, вот и лютуют.

И воля крепкая нужна, в страхе их держать.

Атаман Ослоп, прозванный так за любовь к палице своей, гвоздями утыканной, не то что ватагу в страхе держать мог – он бы и с войском царским справился без натуги. Стоило ему пару раз ослоп свой в дело пустить, как самые крикливые наглецы языки поганые втягивали куда поглубже. Очень красиво на дубинке мозги смотрелись, с кровью…

О прошлом его никто не знал, о жизни – тоже. Слухи ходили, что из беглых монахов он или из расстриг, грамотный же, да и речи говорить умеет – соловьи заслушаются. Слово за словом вьет, осечки не дает.

Но – молчали. Потому как Ослоп слухов о себе не любил, сплетен тоже, а палица завсегда при нем. А сейчас подтверждались предположения ватажников, потому как Ослоп читал грамотку. Не простую, а голубиную почту, значками записанную. А это намного сложнее обычной почты.

Читал, хмурился, потому как писала там Марина хоть и мало, но важное:

«Сослана в монастырь. Повезут через Подарёну. Охрана. Освободи».

Царицу Марину Ослоп давненько знал, еще когда не была она царицей, а только невестой царской, а он обычным конюхом. Это уж потом так жизнь повернулась, что бежать ему пришлось. Сложилось так.

Конюхом он