Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

Не иначе как грибочками отравилась.

А еще помнился Устинье шепот в темноте, и зеленые глаза помнились, и собственная боль, и ярость.

– Михайла, я тебя не раз уж прочь отсылала, и наново отошлю. Какая б судьба мне ни выпала, все лучше будет, чем с тобой.

– Полюбовницей, прислугой у сестры своей, и лучше?

– Последней нищенкой лучше, – жестко и равнодушно ответила Устинья.

У Михайлы лицо так исказилось, что она даже испугалась немного. Вот-вот бросится. Или еще как навредить попробует?

Но нет.

Опамятовался, взял себя в руки.

– Я тебе и эти слова припомню, боярышня.

– Запиши для памяти али зарубку поставь. – Устинья отмахнулась: – Да иди отсюда, свет не засти. Видеть тебя – тошно.

– Попомню я…

– Устя? Ижорский?

Никогда Устя так Илье не радовалась, как сейчас:

– Братик! А Михайла уходит уже!

– Ухожу, – подтвердил Михайла.

Развернулся на каблуках, да и дверью хлопнул.

– Чего ему надобно было? – Илья брови сдвинул.

– Бежать с ним уговаривал. И будут там мне молочные реки, кисельные берега.

– Вот еще не хватало! Устя, ты вещи собери, да домой поедем. Я тебе сказать хочу: что б там ни случилось, ты моя сестра родная, кто рот откроет – я поганые слова любому в глотку с зубами вколочу. А там и замуж тебя выдадим, как шум уляжется, хорошего мужа подберем, чтобы тебе по сердцу пришелся. Чего тебе тут делать? Я пока Аську навещу, а ты сундуки укладывай.

Устя носом хлюпнула.

Жива-матушка, да как же так оно получилось? Как же случилось-то, что она такого брата не знала, не ведала? А ведь таким он и в той жизни был, только аркан мешал, горло стягивал. Вот и вышло, как сложилось.

Чтоб той рунайке земля гвоздями оказалась!

Стерва подлая!

– Братик…

– Ты не реви, сестричка любимая, а собирайся. И не спорь даже, мы тебя дома рады видеть будем, Марьюшка моя уж по хозяйству вовсю хлопочет, пироги с рябиной затеяла. И варенье достали…

Устя рукавом нос вытерла. Нехорошо, да и пусть его!

– Братик… я не поеду никуда.

– Это еще почему?

– Потому как замуж она выходит. За меня.

Очень вовремя Борис из потайного хода появился. А за его спиной боярин Заболоцкий, ошалелый то ли от радости, то ли от царского поведения…

Впрочем, Илья от отца не отстал. Как стоял, так на пол и сел, только рот открывал, ровно карась, из воды вытащенный.

Устя с Борисом переглянулась – и брата отпаивать кинулась. Хорошо, вода в кувшине свежая, холодненькая…

* * *

Алексей Заболоцкий в палаты пожаловать не успел, тут же его к царю и провели. Боярин ему в ноги и кинулся:

– Государь, не вели казнить, вели миловать.

– Да я казнить тебя и не собирался, боярин.

– И дочку мою пощади! Умоляю, государь! Здорова она, просто…

– Просто ее булавкой ядовитой оцарапали. Ты сядь, боярин, разговор у нас хоть и не долгий будет, да сложный.

Алексей послушался, на царя поглядел вопросительно:

– Оцарапали, государь?

– Прости и ты меня, боярин, что плохую весть тебе скажу. Нет доказательств, кроме Устиных слов, да я им поверил. Не просто так ее оцарапали, Аксинья, твоя вторая дочь, за брата моего выйти захотела. Позавидовала сестре, вот и отравила ее ядом заморским, да случаем и воспользовалась. И мачеха моя ей в том помогла, и с Фёдором свела.

Алексей порадовался, что сидит. Хотя…

– Высечь бы ее. Всю жизнь она старшей завидовала. А та ее жалела, помогала, сюда взяла… вот она – благодарность бабская!

– Так и получилось, боярин. Плохая благодарность, ну уж какая есть.

– Дрянь! Выпороть бы ее, да не получится уж?

– Нет, боярин, не получится. С Аксиньей сейчас и мамки, и няньки, и чернавки – мачеха моя к ней кого только не приставила. Боится она, что свадьба сорвется.

– А Устя? Государь?

– А что – Устинья? – Борис не удержался, решил проверить боярина: – Ей теперь только в монастырь дорога, наверное. Или еще куда подальше от столицы!

И тут же понял, что не ошибся он в боярине. Алексей Заболоцкий вставать не стал, просто плечи расправил.

– Когда так получилось, государь, я дочь в монастырь не отправлю. Скажешь уехать – покинем мы Ладогу, чай, и в других местах люди живут. Отойдет Устя от предательства да душой отогреется, а там и замуж я ее выдам. Найду хорошего мужчину, чтобы ей гнездо вить, чай, Ладогой мир не заканчивается!

– Вижу я, любишь ты дочку, боярин.

– Любить – дело бабское, государь, а мое дело о детях своих позаботиться. Илюшка женат, счастливо, Аксинья пристроена, пусть радуется участи своей, теперь Устю пристрою и сам порадуюсь.

Борис хмыкнул.

Да, и такая любовь бывает. Просто человек ее называет иначе, но ведь заботится, ценит боярин своих родных. А что выразить того не умеет… зато делает для них все возможное. Пришла беда – и он дочь собой закрывает. И гнева царского… хоть и боится, а вперед идет.

– Ну так порадуйся, боярин. Я уж твоей дочке жениха нашел. Не первой молодости, правда, и женат был, зато детей нет у него. И дочь твою он любить и беречь будет, слово даю.

– И кто ж это, государь? Познакомь, коли так?

– Я это, боярин.

И стул не спас. Таки рухнул боярин на пол. Так, на обширном тыле своем сидя, на царя и воззрился.

– Послышалось мне, государь…

– Нет, Алешка, не послышалось тебе. – Борис подошел, руку тестю протянул. – Вставай уж… неловко как-то даже. Чтобы тестя моего будущего по полу валяли да слуги поднимали. Сплетни пойдут.

Тут-то боярин и поверил.

– Государь! Неуж правда?

– Правда.

– Ох! А Устяша-то что?

– Поговорил я с ней. Согласна она.

– Еще б она не согласная была!

– Ну так всякое бывает, боярин. Но дочерей ты обеих замуж выдашь. Сначала брата моего оженим, а на следующий день и я честным пирком да за свадебку. Чего ж два раза людей-то собирать?

– Честь-то какая! Государь!

– Так что Устинья покамест в палатах остается. Поженимся – переедет просто в покои царицы. Как раз успеем там все обновить.

– Слов у меня нет, государь. Уж прости, коли не то скажу.

– Ничего, боярин. В жизни еще и не такое бывает, я вот и не думал, что разведусь, и жениться наново не думал. А вот Устю увидел – и сердце запело.

Почти.

Но некоторые подробности никому знать не надобно, не то что боярину.

– Дозволишь, государь, с дочкой поговорить?

– Чего ж не дозволить? Пойдем, боярин, я тебя