Живые и мертвые - Ярослав Гивиевич Заболотников

class="p1">Арабеска стояла в оцепенении. И вовсе не оттого, что порошок и мрак помутнили чужой рассудок, нет. Пощадивший её однажды смертоносный убийца, какого, казалось, невозможно сломить, носил под чёрной бронёй простую человеческую слабость! И именно она делала его ещё привлекательнее. Не бесконечно далёкой звездой, а жарким костром, возле которого хотелось остаться.

— Я… ценю это… — шепнула пиратка, осторожно приблизилась к Рэксволду и прикрыла глаза, отдавшись на волю случая.

Несколько секунд до лица долетало лишь дыхание. Тёплое и кислое, как освежающий фрукт. Потом же уст коснулись не менее тёплые губы. Не прерывая поцелуя, Арабеска улыбнулась. Её ладонь поднялась по чёрным штанам и коснулась пряжки — ночь переставала казаться прохладной.

* * *

Лежавшая на боку Эрминия приподняла веки. Прищурилась от света висевшей под потолком лампы. Заспанный взор долетел до соседней койки. Она пустовала. Чёрные перчатки лежали с краю, одна на другой, всё под тем же углом — Рэксволд даже не ложился. Пробуждение было спонтанным, но точно не первым. Вторым? Третьим? Без разницы. В любом случае прошло несколько часов. Долговато черти носят буйную голову по кораблю. Неужто надрался? Или с Густафом лясы точит?

Смесь беспокойства и любопытства подтолкнула встать — Эрминия пересекла каюту и вышла за дверь. Мечи с собой не брала: в случае пьянки будет велико искушение отсечь лживый язык.

Коридор произвёл атаку на сонный рассудок. Взор чернила тьма, слух содрогался от храпа, а в нос лез стойкий запах рома. Тем не менее свет из-под дверей не выбивался. Все спали как убитые. Рэксволда среди них точно не было. Если он где и мог остаться — в каюте капитана.

Неслышная уху поступь хищницы привела Эрминию к трапу, наполовину озарённому холодным сиянием. Северянка посмотрела на тёмное небо, где пухлый месяц висел среди звёзд, словно султан в окружении наложниц. Затем же взошла на палубу. Внимание привлекли шорохи — взор устремился вперёд, к мачте, под которой происходила какая-то возня. Слишком плавная, чтобы быть дракой. Спина в белой рубахе размеренно приподнималась и опускалась в полуметре над палубой. Прохладный ветер донёс женский стон. Арабеска. Больше некому. Видать, ублажала сидевшего у мачты капитана. А может, ещё кого. По ней видно, что она не прочь поскакать по членам.

Северянка уже собиралась двинуться в сторону кормы, как вдруг дуновение принесло вялый голос:

— Я люблю тебя, Эрми… — вот только фраза явно предназначалась наезднице.

Эрминия нахмурилась. Кулаки сжались сами собой. Мелькнула мысль вернуться за мечами. Сам нажрался или позволил себя споить — огребай теперь по полной. Тело уже подалось назад, но голову посетила вторая мысль, более здравая: был бы Рэксволд настолько пьяным, что путал лица, у него бы не встал. Здесь что-то другое…

Держа ассасина за плечи, Арабеска наслаждалась процессом, когда у неё над ухом раздалось грубое:

— Нравится?

Пиратка вскочила как ошпаренная и метнулась вбок, где замерла с выпученными глазами. Сейчас, в свете луны, её лицо казалось мертвенно бледным. Но через несколько секунд испуг начал тесниться возмущением:

— Ты откуда тут взялась⁈ Ты должна спать! — она подхватила лежавшие рядом штаны и стала спешно совать в них ноги.

Эрминия же спокойно посмотрела на Рэксволда. Он сидел, прислонившись спиной к мачте, и безучастно глядел вперёд стеклянными глазами.

— Что с ним? — подняла взор северянка.

— Звёздная пыль, — застегнув ремень, Арабеска поправила сползшие ножны. — Мы столкнулись в коридоре, я случайно его обсыпала, — она запахнула рубаху и скрестила руки на груди. — С непривычки сильно шарашит.

— Залезла на него тоже случайно? — ледяной тон обжигал грондэнаркским морозом.

— Продышаться на свежем воздухе не вышло. Должна же я была извиниться.

— Извиниться… — Эрминия мрачно усмехнулась. — Тебе вряд ли хватит мозгов понять, но, даже когда он считал меня погибшей, ни одну бабу к себе не подпустил. Оставался верен как при жизни. Хотя с горя не вылазил из таверн, где шлюхи так и вьются. Ты не просто попользовалась им. Ты подтёрлась его кодексом чести. Он пощадил тебя. А ты хочешь, чтоб чувство вины жрало его поедом до самой смерти.

— Так не говори, — развела руками Арабеска. — Откуда ему узнать? Я не заразная, а поутру он ничего и не вспомнит.

Ей стоило бы помолчать. Но соперница была безоружна, ноги стояли на родной палубе, а в разуме ещё бродил ром, выпитый, чтобы согреться после шторма. Такой расклад обнажил всю скандальность характера.

— А вообще… что я перед тобой оправдываюсь? Судя по всему, ты та ещё коза. Он так благодарил за то, что согласилась на ребёнка. Да перед Хроногором в храме меньше распинаются. Это ж плёвое дело. Все, от букашек до скотины, справляются. Раз, два — и уже брюхатая. Люди — тем более. Даже самые тупые знают что, куда и зачем. Тут сразу видно: не в незнании дело. Ты, видать, долго кочевряжилась, цену себе набивала. Думаешь, незаменимая? Свет на тебе клином сошёлся? Может, он со мной счастлив будет? Деньжата у меня есть, пленника сбагрим — ещё больше станет. Нуждаться ни в чём не будем. Рожу́ ему пару здоровых сыновей, а не какую-то там зверушку…

Выслушав дерзкий выпад, Эрминия молча направилась к Арабеске, и та сразу приняла боевую позу:

— Ну давай. Я тебя не боюсь, — поднятые кулаки подтвердили серьёзность намерений. — Накостыляю, мало не покажется.

Северянка приближалась. Медленно. Без резких движений. С непостижимым спокойствием на лице.

— Я не из тех, кто будет тут кататься с тобой по полу и драть друг другу волосы, — негромко заговорила она. — Лучше скажу тебе то, что ты будешь помнить до конца своих дней, — секундная пауза обернулась гробовой тишиной. — Это он и есть.

Едва Арабеска осознала смысл сказанного, её рука метнулась к ножнам, но было уже поздно. Они пустовали. В тот же миг живот пронзила острая боль. Искривлённые ею губы не выпустили крика, лишь мычание: их плотно зажала чужая ладонь. Попытка отмахнуться провалилась, после чего затылок врезался в мачту, да так сильно, что перед глазами всё поплыло.

Тело обмякло. Податливо двинулось в неведомом направлении. Его тащили, перекинув безвольно повисшую руку через шею. Резкий поворот, и в поясницу что-то упёрлось. Твёрдое. Отдалённо знакомое. Мутное сознание не сразу признало борт корабля. А когда признало, встрепенулось, вот только борт уже переместился под ягодицы.

— Не надо… — пробормотала пиратка, впустив в рот