Концессионер - Дмитрий Шимохин

в отдельном купе. Это, если хотите, территория господина Кокорева, а он — лицо, близкое ко двору, так что за мою безопасность можете не волноваться. А вам и вашим людям, полагаю, будет удобнее во втором классе. К тому же, нужно присмотреть за моим багажом — там ценные бумаги.

Я сунул ему в руку несколько крупных ассигнаций, которых с лихвой хватило бы на билеты для всех. На мгновение его взгляд стал по-настоящему ледяным. Я видел, как в его голове идет быстрая, холодная работа: он взвешивал на весах приказ, собственное достоинство и ту непреложную силу в лице Кокорева, что стояла перед ним. Он понял, что правила игры изменились. Молча, с едва заметным кивком, он принял деньги и отступил в тень.

Стоило двери за нами закрыться, как рев вокзала остался где-то в другой жизни. Мы оказались в уютном коконе из красного бархата, полированного дерева и начищенной до блеска меди. Поезд тронулся, и за окном замелькали заснеженные поля, деревни и перелески.

Кокорев не мог усидеть на месте. Он нетерпеливо ходил по купе из угла в угол, его кипучая энергия, казалось, заставляла вагон дрожать.

— Ну, не томи, Владислав! Выкладывай! — наконец не выдержал он. — Какое такое главное дело ты задумал? Что может быть важнее и масштабнее Транссибирской дороги?

Я лишь улыбнулся, глядя на проносящиеся мимо пейзажи.

— Всему свое время, Василий Александрович. Сначала — дела насущные.

Поезд набрал ход. За окном в серой дымке проносился монотонный, убаюкивающий пейзаж русских равнин, еще не тронутых весной. В купе было тепло и уютно. Кокорев, видя, что я не спешу раскрывать карты своего «главного дела», с деловитой основательностью перешел к более насущным вопросам.

— Василий Александрович, давайте сначала разберемся с нашими старыми делами, — начал я. — Помните, вы хотели приобрести акции «Сибирского Золота»? Я зарезервировал для вас пакет на миллион. Но, как вы знаете, дела пошли быстрее, чем мы думали. Мне пришлось выкупить часть самому. Сейчас у меня на руках остался свободный пакет на семьсот тысяч.

Я ожидал увидеть на его лице азартный блеск, но Кокорев помрачнел.

— Помню, как не помнить. И я рад за тебя, Владислав, от всего сердца рад, что дело твое так выстрелило.

— Так вот, — продолжил я, — я готов вам этот пакет уступить. По номиналу. Как и договаривались. Сочтите это моей благодарностью за вашу помощь в самом начале.

Но Кокорев не обрадовался. Он тяжело вздохнул, отвернулся к окну, за которым проносились голые березы, и на его обычно энергичном лице отразилась смесь досады и смущения.

— И хочется, и колется, Владислав Антонович. Ох, как колется…

В ответ на мой удивленный взгляд он махнул рукой и начал свой страстный, чисто купеческий монолог-исповедь.

— В ГОРЖД все свободные деньги, до последней копейки, ушли в эту прорву! — в сердцах воскликнул он. — Долги выкупать, жалованье платить, пути латать… Французы оставили после себя не дорогу, а разоренное имение! Прибыли пока — ноль, одни расходы! А тут еще это Баку…

При слове «Баку» его глаза загорелись тем самым неукротимым огнем, который я так в нем ценил.

— Мы с тут Губониным учредили Товарищество, взяли в откуп нефтяные источники! Ты пойми, Владислав, керосин — это будущее! Через десять лет все кареты в столицах будут ездить не при свечах, а при керосиновых фонарях! Каждая изба в России, от Польши до Аляски, будет светить нашей лампой! Это рынок похлеще любого золота!

Он снова помрачнел, азарт сменился досадой.

— Но деньги уходят, как вода в песок. Аренда земель у местных. Подкуп чиновников. Закупка паровых насосов в Англии. Строительство перегонных кубов… А отдача когда еще будет… Мы ж там, как слепые котята, в земле ковыряемся, нефть эту черпаем ведрами из колодцев. А ее там — море! Только как достать — ума не приложим.

Я слушал этот страстный монолог с непроницаемым лицом, и картина становилась предельно ясной. Вот оно что. Он на мели. Замахнулся на два гигантских дела, которые ему одному не потянуть. И в нефти он пока дилетант. Действует по наитию, по-старинке, с купеческим размахом, но без инженерной мысли. А это значит… это значит, что он сейчас уязвим. И ему нужен не просто партнер. Ему нужен советник. Тот, кто знает, как надо.

Я дождался, пока он закончит, сделал глоток остывшего чая.

— А почему вы черпаете ведрами, Василий Александрович? — спокойно, почти равнодушно спросил я. — Почему не бурите?

Кокорев замер и удивленно уставился на меня. Этот простой, но совершенно неожиданный для него вопрос мгновенно изменил тон нашего разговора, превращая его из дружеских жалоб в серьезный деловой анализ.

Кокорев замер, его рука с рюмкой застыла на полпути ко рту. Он удивленно уставился на меня, словно я заговорил на неведомом языке.

— Бурить? — переспросил он со снисходительностью эксперта, объясняющего прописные истины дилетанту. — Чем, любезный? Зубилом? Американцы кажись там у себя что-то такое придумали, Пенсильванская система, кажется… Да кто ж нам ее продаст? Да и как ее в Баку привезти, через три моря? Это все — сказки для биржевых газет.

— А если я скажу вам, что есть способ лучше? — спокойно продолжал я. — Не только бурить, но и качать. И оборудование это можно заказать. Не в Англии. В Америке. Паровые буровые установки. Насосы. Целые заводы по перегонке керосина. И там и трубопровод устроить.

Видя полный скепсис на лице Кокорева, я достал из саквояжа чистый лист бумаги и остро отточенный карандаш.

— Вы возите нефть в бочках? — усмехнулся я, начиная рисовать. — Это же разорение! Нужны специальные суда. Баржи с вваренными в корпус цистернами. Наливные. Одна такая баржа перевезет по Каспию и Волге столько, сколько тысячи бочек. А от скважины до пристани нефть должна идти сама. По трубам. Это дешевле любых лошадей и арб.

Затем я начал чертить схему паровой буровой вышки, в общих чертах, но с поразительной точностью описывая принцип ее действия — долото, обсадные трубы, и главное — скорость и глубина, которых невозможно достичь, жалкими колодцами. Кокорев слушал, и его лицо начало меняться. Снисходительность уступала место изумлению.

— Но и это не главное, — продолжал я. — Продавать надо не просто керосин. Надо продавать свет. Необходимо наладить здесь, в России, производство недорогих, простых и безопасных керосиновых ламп. И раздать их по деревням почти даром, за копейки.