Моя чужая новая жизнь - Anestezya

Даже не хочу думать о том, что война может затянуться ещё на годы. Эрин хотела что-то ответить, но передумала и, схватив шинель, пошла к двери. Я вышел за ней, не понимая, с чего она так распсиховалась. Её руки слегка дрожали, когда она в очередной раз чиркнула спичкой.

— Русских очень много и они будут стоять насмерть за свою землю. Постепенно война обескровит армию, а когда… мы начнём понемногу сдавать свои позиции, к советским войскам охотно примкнут союзники, — Эрин нервно курила, глядя, как где-то вдалеке вспыхивают прожекторы.

Кажется, грохот орудийных залпов усилился. Знать бы ещё, где сейчас проходят бои. Хотя если бы на нашей линии, Файгль бы уже давно поднял тревогу.

— Англия и Франция не упустят возможности нас прижать, а Штаты пока просто выжидают, чем дело кончится, но когда будет ясно, кто победитель, вылезут поучаствовать. Рано или поздно мы окажемся в полной заднице.

— То, что ты говоришь, невозможно, — слишком жестоко и реально звучат её слова. — Фюрер такого не допустит.

— Фюреру плевать на свой народ, его заботит лишь собственное величие, — пробормотала Эрин. Это была скользкая тема — сомневаться в решениях фюрера равносильно государственной измене. Даже мои вполне невинные высказывания о равенстве народов, как оказалось, могли иметь последствия.

— Я понимаю, что ты напугана, — я обнял её, чувствуя, что она напряжена словно натянутая струна. — Но не может быть всё так ужасно, как ты говоришь. Я придумаю как тебе помочь.

— Предлагаешь сбежать? — она пытливо смотрела мне в глаза. — Мы могли бы смыться в Швецию или в Норвегию. В Скандинавии относительно спокойною.

— Нет…

Когда-то я готов был всё бросить, но сейчас нет. Если Эрин хотя бы немного права, то мою страну ждёт самый настоящий крах. Я не могу оставить свою семью. Может быть я трус, но не предатель. Если мы действительно начнём проигрывать, возможно нужно подумать, как остановить эту войну. Непонятно что будет весной, но мне же полагается отпуск. Когда я вернусь в Берлин, можно поднять старые связи. У нас в университете было студенческое движение против НСДАП. Уйти в подполье — тоже рискованный шаг, но так я хотя бы буду реально что-то делать для своей страны.

— Можно попробовать по-другому.

Я не осмелился произнести вслух свои крамольные мысли, но Рени сразу поняла, что я имел в виду.

— Нет, — резко ответила она и сжала мои плечи, настойчиво повторяя: — Слышишь, не смей! В семнадцатом году в России против царя был целый народ, а сейчас абсолютно не та ситуация.

— Значит, будем выживать здесь, — я притянул её ближе, обнимая — Вильгельм пообещал поговорить с Файглем, чтобы тебя перевели куда-нибудь в тыл.

— Вряд ли выгорит, — вздохнула Эрин. — У него на меня были большие планы. Помимо переводов проводить агитработу с местными. Но пусть попробует.

— Вы идёте или хотите превратиться в сосульки? — прикрикнул на нас Кребс.

Несмотря на убогость обстановки и постоянное напряжение, этот вечер получился вполне праздничным. Эрин правда отругала нас за иллюминацию. Кох поместил кусочки свечи в маленьких жестянках из-под пайка.

— Вы совсем рехнулись? Спалите на хрен наше бунгало.

— Что за ёлка без гирлянды? — Каспер прицепил очередной подсвечник. — Не волнуйся, малышка, у нас всё под контролем.

— Посмотрю я на вас через пару часов, — Рени выразительно кивнула на бутылки со шнапсом.

— Ты же не пьёшь, вот и присмотришь, чтобы ёлка не загорелась, — ответил Бартель.

— Кто вам такое сказал? — усмехнулась Рени. — Сегодня пью.

Каспер умудрился утром подстрелить пару зайцев, и всем досталось по небольшому кусочку поджаренного мяса. Вильгельм оказывается приберёг пару бутылок неплохого шнапса. Нам даже перепали небольшие подарки — каждому по паре пачек сигарет и плитке шоколада. Каспер и Кох тут же всучили шоколадки Эрин. Поначалу я немного ревновал её, особенно к Коху, но быстро понял, что он если и питает к ней что-то помимо дружеской привязанности, никогда не осмелится по-настоящему ухаживать. Каспер как-то давно шутливо сказал, что охотно приударил бы за «малышкой», да вот беда — я умудрился опередить его. Гораздо больше меня волновал Шнайдер, который вечно её задирал, но в последнее время он притих.

— За то, чтобы следующее Рождество мы встретили дома! — Вильгельм поднял кружку. — За победу нашего фюрера!

— За победу!

Я заметил, что Эрин не ответила, лишь молча отставила кружку. Надеюсь, больше никто не заметил, ведь такое кое-кто может расценить, как паникёрство, и донести в СС.

— …в суматохе мы не заметили, как наш Бруно просочился в гостиную, — вроде бы всё нормально, Кох вон рассказывает какую-то историю. — Этот паршивец повалил ёлку и стянул со стола кусок ветчины.

— Ну-у-у, это классика, — рассмеялась Эрин. — Нечего ушами хлопать, если держишь дома кота. У нас ни одно Рождество не обходилось без заваленной ёлки. А сколько вкусняшек стырила эта шерстяная зараза, я вообще промолчу.

— Ну и выкинула бы кошака, зачем терпеть такое? — пожал плечами Бартель.

— Мама любила его, — по лицу Эрин пробежала едва заметная тень, но она тут же сменила тему, распечатав одну из шоколадок. — Налетайте, можно подумать, я смогу спокойно жевать, видя, как вы слюной исходите.

— Я надеюсь, почта всё же нормально заработает, — вздохнул Кох. — Мать наверняка послала мне посылку.

— О да-а-а, её домашняя колбаса — это нечто, — мечтательно протянул Каспер. — Да и печенье тоже.

— Кто о чём, а вы опять о жратве, — улыбнулась Эрин. — Вообще-то в этот вечер принято загадывать желания.

— Да что тут загадывать? — Шнайдер поднял кружку и одним глотком допил шнапс. — Тут бы живым вернуться.

— Ну, а помимо этого?

— У моего отца свой бар в Берлине, — он пожал плечами. — Вернусь, возьму дело в свои руки. Ну и конечно залезу под юбку каждой симпатичной девчонке.

— Кто бы сомневался, — покачала головой Эрин. — А ты, Кох?

— Я буду работать на родительской ферме, ну, ещё наверное… женюсь, — бедняга покраснел как рак. — Если Марта не вышла замуж за вдовца-соседа.

— А я доучусь на механика, — беспечно отозвался Каспер.