Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

– Генералиссима!

Щелчок каблуками, салют… и майтера Мята едва ли не автоматически отсалютовала в ответ.

– Генералиссимо Оозик приказал доложить тебе о сложившемся здесь положении.

Майтера Мята кивнула. Интересно, что значит это «здесь»?

– В чем же дело?

– В «Спутницах», генералиссима. «Спутницы» разместили у нас караулы, в данный момент стоящие на часах совместно с моими. Я попросил их офицера объясниться с генералиссимо Оозиком, но она отказалась.

Майтера Мята, глубоко вздохнув, от всего сердца пожалела, что в комнате не на что сесть.

– Понятно. Но для начала я, капитан, хотела бы сказать, что искренне рада видеть тебя.

– Польщен, генералиссима. Для меня это высокая честь.

– Благодарю, капитан. И, кстати, весьма сожалею, что ты все еще лишь капитан. Непременно поговорю об этом с генералиссимо. Стало быть, «Спутницы»… верно? Это – название подразделения?

– Так точно, генералиссима.

Из глубин памяти вновь всплыл наверх кипящий чайник в руке советника Потто.

– Прошу извинить меня, капитан: я… несколько отстала от жизни. – (Казалось, отставание затянулось не на одну неделю.) – Мне сообщали, что к городу движется орда из Тривиганта. Если не ошибаюсь, «Спутницы» – это некая ее часть?

– Так точно, генералиссима. Отборный гвардейский полк.

О гвардейских полках майтера Мята прежде не слышала, но отвлекаться для уточнений не стала.

– Что именно ты просил их офицера объяснить генералиссимо Оозику?

– Я требовал объяснений, отчего она со своими штурмовиками берет под охрану наш Хузгадо, охраняемый мною и моими людьми. – (Ах, вот что, выходит, значило его «здесь»!) – Требовал объяснить, кем и с какой целью отдан такой приказ.

– И ответа, насколько я понимаю, не получил.

– Так точно, генералиссима, не получил. Она сообщила лишь, что ей даны указания охранять наш Хузгадо, пока ее не сменят. Не более.

– И генералиссимо Оозик попросил тебя сообщить о сложившемся положении мне. Где он сейчас?

– Во Дворце Кальда, генералиссима. Ужинает с кальдом. Также он сообщил мне, что кальд видел тебя, генералиссима, в стекле, и приказал отвести тебе место за столом. Еще мне приказано, сумев связаться с тобой, передать тебе приглашение присоединиться к ним, если это удобно.

– Мне бы сначала выспаться, – само собой сорвалось с языка.

– Ты совершенно себя не щадишь, генералиссима. Я замечал это и прежде.

– Вполне вероятно. А можешь ли ты сказать, какие приказы получил от генералиссимо Оозика относительно этих тривиганток?

– По его мнению, им известно о какой-то опасности для Хузгадо, генералиссима. Мне приказано не препятствовать. Не допускать трений между своими бойцами и их, либо… – Сделанная капитаном пауза казалась весьма, весьма многозначительной. – Либо свести оные к минимуму. А между делом оценивать ситуацию и, обнаружив что-либо существенное, немедленно докладывать по команде.

– И сообщить обо всем мне.

– Так точно, генералиссима. Что я и делаю.

– А также, надеюсь, полковнику Бизону. Если генералиссимо Оозик не упомянул о полковнике Бизоне, приказываю держать в курсе дел и его. Генералиссимо Оозику передай, что я считаю его позицию благоразумной.

Кто-то настойчиво постучал в дверь.

– Полковник Бизон также ужинает у кальда, генералиссима. Генералиссимо Оозик изъявил готовность информировать его обо всем лично.

– Прекрасно. В таком случае, капитан, у меня все. Благодарю за донесение, – подытожила майтера Мята, отсалютовав в ответ на его салют. – Смотритель, есть ли среди пытавшихся связаться со мною полковник Бизон?

Лицо капитана вмиг посерело, сделалось резче.

– Да, сударыня.

– Мне нужно немедля поговорить с ним. Он во дворце Кальда.

Смутно вспомнив, как видела Дворец год назад, по пути на жертвоприношение в Великом Мантейоне, майтера Мята невольно вздрогнула: уж очень ставни множества окон, рядами тянувшихся вдоль огромного фасада, напоминали вереницы узких, высоких гробов.

– Минутку, Твое Высокопреосвященство, минутку терпения! – крикнула она, оглянувшись на дверь.

– О сем я осведомлен, сударыня, – ответил смотритель. – Сейчас попрошу кого-либо пригласить его к ближайшему стеклу.

Еще немного, и она увидит его… а он – ее. Усталый взгляд и бескровные губы, отражавшиеся в зеркале, и мокрые волосы, прилипшие к голове, и иссиня-черное от кровоподтеков лицо, и, в довершение всего, струп посреди лба…

– Смотритель?

– Да, сударыня?

– Позволь мне поговорить с любым, кто подойдет к стеклу. В личной беседе с полковником нужды нет.

Поступка труднее ей совершать еще не доводилось: зажмуриться посреди теофании Киприды – и то оказалось легче.

– Слушаюсь, сударыня.

Прошла минута, другая. Наконец серый лик дрогнул, расплылся, преобразившись в лицо человека с тяжелыми, вислыми веками.

– Слушаю тебя, генералиссима Мята, – заговорил он. – Я – Улит, личный пилот кальда. Чем могу служить?

– Она идет с ним сюда, Шелк, – заговорила генерал Саба, если и сохранившая прежнее сходство со свиньей, то скорее с дохлой, чем с разъяренной. – Сюда, на этот самый холм, где мы с тобой ужинаем.

– Колдовство! – объявила Сийюф. – Колдовство это все!

Шелк поднялся на ноги так стремительно, что Орев захлопал крыльями, дабы не потерять равновесия.

– Не согласен, однако сейчас у меня нет времени сие обсуждать. Понимаю, оставлять вас сейчас – верх дурного тона, и все вы имеете полное право прийти в ярость, но все равно ухожу. Ухожу, а своей представительницей назначаю майтеру Мрамор. Искренне, от всего сердца молю о прощении, однако я должен идти.

Последние слова Шелк произнес уже от середины стола. Стоило ему миновать кресло Меченоса, тот упруго вскочил на ноги.

– Один, – специально для него добавил Шелк.

Ничуть не смутившийся, Меченос поспешил за ним следом и с грохотом захлопнул за обоими дверь.

Саба, внезапно вскинувшись, сконфуженно огляделась вокруг.

– Об этом мы еще обязательно поговорим, – прошипела Сийюф, – и ты все мне опишешь подробно. Но не сейчас.

Майор Хадале осушила бокал до дна.

– Этого ужина я не забуду до конца дней. Ну и прием!

– Мне тоже нужно идти, – шепнула майтера Мрамор Синели. – Он ранен, и…

– Генерал Саба, – мягко перебила ее Сийюф, – сообщила мне, что недавно он сломал лодыжку, майтера… Майтера? Так ведь к тебе надлежит обращаться?

– Да, так и есть, – кивнула майтера Мрамор. – Так и есть. С неделю назад. Кажется, в прошлую фэалицу. Упал. Но… но…

– Он хром. Уж это-то я заметила. Он очень спешил, шагал широко, но правой ногой – не так широко, как левой. А старая мечница… мечник… тот тоже хромал, однако на левую ногу.

– В кальда стреляли, – пояснила майтера Мрамор, коснувшись уцелевшей рукой собственной груди, – и это гораздо серьезнее.

– Не из ружья: пулевое ранение в грудь оказалось бы смертельным. Стало быть, иглострел?..

Сийюф обвела собравшихся вопросительным взглядом.

Оозик смущенно развел руками.

– Да, генералиссима. Иглострел… причем иглострел одного из моих офицеров. Подобные трагические недоразумения мы всеми силами стараемся предотвратить, но, несмотря на все наши старания, совсем без них, сама понимаешь, не обходится.

– Поразительный юноша. По-моему, у нас в Тривиганте таких не растят. Знаком ли ты с… как это? Запамятовала… С идеями! Да, с идеями полковника Абанчи?

– Нет, – признался Оозик, кивнув штабному офицеру Сийюф, – но с радостью ознакомлюсь, особенно если они касаются нашего кальда. В чем же они состоят, полковник?

– Я, генералиссимо, в некотором роде историк-любитель. Военный историк-любитель, если угодно.

– Как и надлежит каждому хорошему офицеру.

– Благодарю. Меня