Немезида ночного ангела - Брент Уикс

шифровками, но про индивидуально настроенный шифр я только читала, и лишь в одном труде упоминалось, что магию можно настроить на насмешки. Приятно видеть, что маг, зачаровавший твою книгу, читал тот же труд! Что книга сказала сестре Аяйе?

– Я… Я, наверное, сначала лучше закончу ее читать и потом расскажу. Я уже не успеваю.

– О да, да, конечно, а мне до ужина нужно исправить несколько абсурдных приписок в пеллестийских летописях. Всегда говорила: вместо плохого переводчика лучше дайте мне хорошего переписчика!

Ви нахмурилась. Затем снова повернулась к книге, перевернула страницу.

Текст выглядел прежним. Что же ей было делать?

Ви перечитала последние абзацы.

– А, здесь? – спросила она, постучав пальцем по строке, где Кайлар говорил о матери. Кайлар был сиротой. Ви знала, что он был сиротой. Всегда знала. Магия даже вставила в те первые строки имя сестры Аяйи. Книга все равно что махала у Ви перед носом и подпрыгивала, стараясь привлечь ее внимание, и сейчас, когда она это заметила, ей казалось, что пропустить это было невозможно. Но она пропустила.

«Я такая, да! Каждое утро делаю что-нибудь невозможное. Невозможно тупое».

Ви продолжила читать, заново пробежалась глазами по тому, как Кайлар начал разведку. Эти строки остались прежними, но дальше, после описания круговой дорожки, с середины абзаца шел совершенно другой текст, причем Ви даже не успела заметить, когда он изменился. Все, что касалось сестры Аяйи Меганы, исчезло: оскорбления, ламантин, музыканты, танцевальная битва. На месте этой белиберды теперь был другой текст – настоящий.

Точнее, Виридиана надеялась, что это настоящий текст. Ей стало неуютно от того, что слова так легко изменились, повинуясь чьей-то магии. Кто же заколдовал книгу? Кайлар? А если он попросил другого мага наложить чары, то чьи же слова читала Ви, когда книга обращалась к сестре Аяйе?

Изменил ли нанятый Кайларом маг что-нибудь еще? Если изменил, то сколько таких правок она уже пропустила? Как ей отличить их от подлинника? И что, если это невозможно?

Ответов у Виридианы не было, а найти их она могла лишь одним способом – читая дальше.

Сейчас на дорожке трудятся рабочие; среди них, похоже, есть несколько магов, из рук которых вырывается свет.

Я присаживаюсь на небольшую скамью и наблюдаю. Дорожка расположена довольно высоко, но я ловкий, будет надо – вскарабкаюсь. С такого расстояния мне не понять, что делают маги… впрочем, само их присутствие меня удручает. Наверное, они укрепляют трубу, но могут ведь и наложить вокруг защитные чары.

Впрочем, у меня есть ка'кари, пожиратель магии, так что я, наверное, нашел то, что мне нужно. В местах, куда ходит императрица, вместе с ней хотя бы иногда появляется король Рефа'им, и, возможно, однажды вечером им захочется прогуляться и посмотреть на ее подданных.

Насколько лучше станет этот мир, если я убью короля Рефа'има?

Он – не мой мертвец. Он даже не цель моего задания… но он может отвести меня к моей цели, и он – угроза для моей цели.

Я поворачиваю голову, смотрю на стену и на то, как на нее падает свет. Огромные укрепленные стеклянные панели, из которых собрана крыша, слегка приоткрыты, чтобы в атриум попадал свежий воздух. Ночью их, скорее всего, наглухо задраят.

Я примечаю темные места за шпангоутами корабля, где могут стоять часовые, – но сейчас там подозрительно пусто. Если на эти посты часто ставят магов…

Несколько минут поизучав потенциальные трудности, угрозы и пути, я понимаю, что слишком засиделся, и если останусь, то навлеку на себя подозрения. Поэтому я встаю и иду дальше, мысленно составляя карту корабля и отмечая, как расположены относительно друг друга палубы.

Я не тороплюсь, нахожу служебные коридоры и, став невидимкой, заглядываю в них. Они охраняются только с одного конца, но охраняются все без исключения и, надо полагать, с помощью магов, которые очень ответственно относятся к своей работе.

Возвращаясь, я вижу надсмотрщиков с плетьми в руках; они сопровождают колонны рабов, закованных в цепи. Этих мужчин и женщин ведут вниз, в притоны греха; с них капает вода, они полураздеты, вымыты до блеска и готовы к тому, чтобы ими позднее попользовались знатные господа.

Следом идут слуги с тряпками; они насухо вытирают влажную мостовую, закрывают и запирают на висячий замок дверь, за которой скрылись те несчастные. Их задача – чтобы никто не увидел, чем приходится расплачиваться простым людям за удовольствия благородных подонков. Как будто это так легко скрыть.

Я на секунду задумываюсь, а не сходить ли мне вниз. Но какой в этом смысл? Если я спущусь, то стану убивать. Мне будет не сдержаться – и чего я этим добьюсь? Что бы я ни сделал, эти рабы не обретут свободу. Им не выбраться с этого корабля, не сбежать от этой жизни.

Мамочка К была права. Я очень хорошо владею очень узким набором навыков. И ничто из моего набора не поможет большинству пассажиров этого корабля, как бы сильно они ни нуждались в помощи.

Перечитав этот эпизод, я должен заметить, что был неправ. «Рабы» на самом деле были кабальными работниками. Судя по всему, это различие очень важно для всех – причем не только для алитэрских дворян, которые слишком горды и высокоморальны, чтобы марать руки рабством, но и, как ни странно, для самих закабаленных. Они говорят, что, подписываясь на такую «службу», сокращают срок своих отработок. Они могут отказаться, если захотят… и если готовы к тому, что срок кабалы увеличится за нарушение субконтракта. Это совсем не рабство; оно просто похоже на рабство, пахнет как рабство и ощущается как рабство. Но это другое.

Совершенно другое.

Я тщательно осматриваю весь остальной Элизион; по крайней мере, те из его частей, что посвящены безобидным порокам. После ужина дворяне хлынут в этот искусственный район и освободят отсеки, которые мне нужно обследовать в следующую очередь. Я многого не знаю и полагаюсь на догадки, но уже обратил внимание на культурное неприятие алитэрцев – или личное неприятие самой императрицы – к тому, чтобы у них под ногами путались дети. Скорее всего, то же самое относится и к младенцам, таким, как крошка принц, которого я пытаюсь спасти.

Младенцы громко кричат, много требуют, и даже когда не делают ни того ни другого, они все равно притягивают к себе все внимание окружающих женщин, а это сильно мешает мужчинам, которые изо всех сил пытаются – как бы выразился Логан?.. – склонить женщину к прелюбодеянию, благодаря которому младенцы и появляются на свет.

Подозреваю, что