Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

показал, что параболическая конструкция балок никак не влияет на надёжность, а вот вес каждой балки удалось снизить на треть, что при строительстве такой громадины, как галеон, было уже довольно существенно.

В общем, он излазил галеон вдоль и поперёк, уже жалея, что строить его стали поздно и в этой кампании корабль участия принять не сможет. Но он сам настоял на этом, ибо петровской штурмовщины ему было не нужно. В данный момент русский флот мог и имеющимися силами постоять за себя.

А сразу после галеона он внимательно изучил склады, где хранилось и сушилось дерево для кораблей. Пока что вокруг царил относительный порядок, так что князь остался вполне доволен увиденным.

Однако флот — это не только верфи. Это огромная инфраструктура, создавать которую приходилось с нуля. По всей Руси заводились заповедные леса, где рубили деревья только для нужд флота, возле Яма для производства парусины была построена огромная мануфактура, сырьё на которую свозили из разных мест, под Новогородом готовили канаты, а кроме того создавали кожевенные, суконные и иные производства, нужные для обеспечения флота.

Как ни странно, но многое от появления у Руси своего военного флота выиграл именно Новгород, чьё значение с ростом Норовского стало довольно быстро падать. Теперь же в нём появились свой Пушечный двор, пороховой и оружейный завод. Перестав быть портом, город продолжал работать для флота.

Осмотрев более-менее всё, за что отвечал приказ, Андрей добрался и до Норовского, на рейде которого уже стоял готовый к выходу флот. Вид каракки и шхун, стоявших рядом, мог вызвать настоящий диссонанс у знатока истории своим несоответствием, но Андрей лишь улыбнулся увиденному и быстрым шагом прошёл вдоль вымолов, остановившись возле юных художников, рисовавших рейд с натуры. Это была идея князя запечатлить первые шаги флота на холсте, заодно дав обильную практику молодым дарованиям, а также возможность им получить свой первый заработок. Ибо лучшие работы приказ обещался выкупить.

Насмотревшись на их работу, князь вернулся к тому пирсу, возле которого качалась на волнах большая шлюпка, и в которую слуги уже снесли его вещи. Снизу доносились мужские голоса и знакомый стук весел на банках.

— Смирно! — подал команду старший в шлюпке, заметив спускающегося адмирала.

— Вольно! — подал князь команду, присаживаясь на банку. — Отваливай! Почувствовав на лице холодный ветер и солёные брызги, Андрей испытал настоящую радость моряка, оставлявшего землю ради морской пучины. И пусть впереди была война, но возвращение к жизни полной опасностей заставляло лишь быстрее течь по жилам кровь. Боже, как же ему надоели душные коридоры Кремля и бесконечные интриги. Душа требовала простора и отдыха. "В море — дома!" — внезапно вспомнились ему пророческие слова погибшего адмирала. И он понял, что согласен с ним полностью.

* * *

Вторая зима в Барбашинске прошла куда лучше, чем первая. Хотя, если бы русичи могли бы сравнить своё зимование и зимование тех же французов Картье в иной истории, то им бы пришлось признать, что и в первый раз перезимовали они просто как у Христа за пазухой. Печи, топящиеся по белому, позволяли не страдать от морозов, а различные отвары, придуманные ещё на Руси, не дали цинге даже намёка на возможность уменьшить число поселенцев, от чего так страдали первые французские поселения в иной истории. Да и голод им не грозил, так что обращаться к индейцам за помощью тоже не пришлось: своих запасов вполне хватило. А корабли, пришедшие на второй год, привезли в основном лишь зерно да скотину, что позволило создать просто огромный запас продовольствия.

Ну и зимой русичи ходили воевать деревню алгонкинов, что напали на Барбашинск, дабы показать всем, что их трогать не стоит — себе дороже выйдет. Три десятка ирокезов и десяток русских выступили единой силой, ожидая лёгкой победы. Однако, как потом выяснилось, воевать союзникам пришлось не с одним, а сразу с тремя индейскими родами, объединившимся в союз против ирокезов Аххисенейдея. Так что сражения с ними (особенно первое) получились довольно жаркими, и русичам пришлось пару раз даже вмешаться, когда их индейские союзники по своему обычаю готовы были уже отступить из-за слишком больших потерь.

Зато и полученный результат превзошёл все ожидания. В этих битвах воины Доннаконы убили почти сотню алгонкинских бойцов, потеряв при этом всего дюжину своих. Такой расклад был признан явной помощью духов, и желание продолжить войну в индейских сердцах разгорелось с большей силой. Так что, разбив алгонкинские отряды, русско-ирокезское воинство двинулось дальше и приступило к ограблению чужих деревень и захвату пленных. Причём достаточно снежная зима не позволила большей части их обитателей разбежаться и спрятаться по убежищам. И карающая рука "правосудия победителей" обрушилась на их головы, хотя кроме одежды и керамики брать с аборигенов, с точки зрения русичей, было нечего. Если не считать, конечно, пленных. Зато пленных было много, очень много. И в плен брались в равной степени все: и мужчины, и женщины, и дети, причем захваченные женщины, к удивлению русичей, совсем не подвергались сексуальному насилию, как это было принято повсеместно в Старом Свете. У индейцев по этому поводу были свои законы. Так что всех полоняников собирали в длинные колонны и уводили в сторону своих поселений, где уже и предстоял основной делёж добычи.

И вот там-то уже вовсю развернулись воевода Афанасий Крыков и дьяк Компании Филимон Скорохват. Так как в колонии имелся достаточно сильный перекос в сторону мужчин, то индейские женщины пришлись бы колонистам весьма кстати. Пожив и пообтесавшись в местных традициях, русичи уже знали, что пленницы готовы были безропотно принять свою судьбу, дарованную духами, потому как им грозило либо стать рабыней, либо войти в семью победившего племени полноценной женой. Но даже рабыня, родив хозяину ребёнка, становилась свободным членом рода. Оттого-то воевода и дьяк и принялись с жаром торговаться за каждую полонянку, легко уступая союзникам пленников-мужчин и возрастных юнаков. То, что ирокезы убьют тех в первые же дни, да ещё и с жестокими пытками, русичей нисколько не волновало. Они ведь решали проблемы своей колонии и своих людей. Зато недостатка в женской половине рода людского колония больше не имела. И даже наоборот, теперь женщин было даже больше, чем мужчин, по крайней мере, до момента прибытия новых поселенцев так уж точно.

Вот только столь грубое вмешательство в местную политику сразу обозначило русичей как сторонников малочисленных и всеми нелюбимых ирокезов, настроив против колонистов всех окрестных алгонкинов и абенаков, которые уже готовили между собой союз, направленный на вытеснение ирокезов с Большой реки. Именно