Жмурки 2 - Татьяна Зимина

Я оглянулся.

Валид, отец Прохор и Гоплит ходили по полю, время от времени нагибаясь и подбирая что-то с земли.

Алекс стоял прямо. В своей любимой позе: вполоборота, одна рука вдоль тела, другая спрятана за спину.

В той руке, что висела свободно, был револьвер.

Не знаю, кого он им хотел напугать — разве что, ворон…

Что мне, что ходячим мертвецам револьверные пули — как горох.

Сначала я хотел просто отойти подальше и отсидеться в близлежащей роще.

Но каким-то непостижимым образом, присутствие девочки с собакой придало мне сил, уверенности в себе.

Почему-то казалось, что в их присутствии ничего плохого случиться просто не может.

А если ты перестанешь себя контролировать, кадет, Рамзес перегрызёт тебе глотку. Легко.

Я вздрогнул.

Казалось, такая циничная мысль просто не может исходить от Алекса. Но тем не менее, это было так: мне она не принадлежала, но была у меня в голове. Значит, это всё-таки шеф.

Порыв ветра, бросив в лицо горсть замерзшей ледяной крошки, отрезвил, привёл в чувство.

Я посмотрел на Машу.

Девочка и не думала отпускать мою руку, гордо вышагивая по грязи в своих ярко-красных сапожках.

— Ты уверена, что хочешь именно мороженого? — спросил я.

— В кафе должно быть тепло, — резонно заметила девочка. — А когда тепло, то можно и мороженого.

Цель — не хуже любой другой, — решил я и мы пошли.

Город был близко, частный сектор начинался прямо за кладбищем. Вероятно, когда-то погост был расположен довольно далеко, но окрестности Любани облюбовали дачники — увязая в грязи по щиколотку, я догадывался, почему.

Чернозём. Жирный, тяжелый… Помидоры и прочая морковка наверное, так и прут, никаких удобрений не надо.

Отец на старости лет любил повозиться в огороде. Последние годы вообще перебрался на дачу.

И когда я уезжал из города — даже не приехал, чтобы попрощаться. Так он выражал протест против моего решения пойти в армию…

Ступив на растресканный асфальт улицы, Рамзес коротко рыкнул: вдали, у фонарного столба, маялся одинокий мертвец.

Маша, тихо вскрикнув, остановилась. Ладошка в моей руке сделалась горячей и потной.

— Не бойся, — тихо сказал я. — Ему сейчас не до нас.

По мере уничтожения гри-гри мертвецы должны падать — там, где их застигнет разрушение заклинания.

Вероятно, каким-то образом они чуют скорое обретение покоя, и ждут его, как последнего благословения…

…Страшный суд.

— Что? — я не сразу уловил, о чём она говорит.

— Я читала в одной книжке, — продолжила Маша с того места, на котором остановилась. — Когда будет Абокралипсис…

— Апокалипсис.

— Ну да, я и говорю: Абокралипсис. Так вот, когда он будет, тогда восстанут все люди, которые умерли до этого, за все, за все времена. Представляешь, какая это уйма народу? ЯБЛОКУ негде будет упасть. Боюсь, они все даже на ЗЕМЛЕ не поместятся.

Я вздохнул.

— Знаешь, не всё, что написано в Библии, нужно воспринимать буквально.

— Я что хочу сказать: а КТО их тогда всех успокаивать будет?

Пришлось взять паузу, чтобы разобраться в детской логике. И всё равно я ничего не понял.

— Объясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду?

Ребёнок устало закатил глаза.

— Ну вот смотри, Сашхен… Вот тут, эти бедные мертвецы… лежали себе, лежали… Их же поэтому и называют: ПОКОЙНИКИ. Потому что они ПОКОЯТСЯ с МИРОМ. А кто-то их разбудил. Так и на страшном суде: когда все проснутся, кто им бошки порасшибает? Ведь все будут мёртвые, и будут ходить вот так, и ничего не делать, а только гнить, и кто тогда их всех обратно уложит? Непорядок.

Рука сама потянулась почесать в затылке…

Библию я помнил плохо.

Кажется, на Страшном Суде как раз должны взвешивать все дела и отделять плохих от хороших — то бишь, зёрна от плевел. Но какой в этом смысл, если и так все умерли — непонятно.

Я ошибался: улица в Любани была не одна. Их было целых две. Обе шли параллельно основной трассе, и кроме магазинчиков, заправок и столовок для дальнобойщиков, на них ничего не было.

Впрочем, даже без нашествия мертвецов город производил не лучшее впечатление: здания ветхие, вывески разбиты, фонари не горят. Витрины могли похвастаться разве что, комками пыли и трупиками летних мух.

Город кормился с трассы, — подумал я. Но после того, как рядом построили скоростную магистраль, здесь всё хиреет, приходит в упадок.

Любопытно: как они узнали, что мы поедем именно здесь, по старой дороге, а не по платной?

Говоря «они» я имею в виду некую абстрактную злую силу, призванную помешать нам добраться до…

А ведь Алекс так и не успел сообщить, куда мы, собственно, едем. Уж точно не в Мурманск, и на том спасибо.

Там сейчас снега по колено, и мороз такой, что птицы на лету падают.

— Прямо, — неожиданно рыкнул Рамзес.

А оказывается, полезно иметь в спутниках профессионального пограничника.

Я всмотрелся вглубь улицы, но ничего не увидел.

Хотя…

— Сашхен, — Маша буквально впилась в мою руку обеими своими.

— Всё в порядке, — я сам не верил тому, что говорю. — Ничего не бойся.

Я попытался задвинуть Машу себе за спину, но ничего не вышло: девчонка вцепилась в меня намертво, только клещами разжимать.

На улице, метрах в двадцати впереди нас, показалась тёмная фигура. Затем ещё одна и ещё.

Это были не мертвецы.

Они не вихлялись, не волочили ног, не шатались из стороны в сторону…

Точно. Живые. У каждого из-за спины торчал ствол.

— Не делайте резких движений, — сказал я.

Рамзес окатил меня презрительным взглядом.

Маша хмыкнула.

— Кто вы такие? — раздался вопрос. Говорила женщина.

— Мы здесь проездом, — чуть повысив голос, ответил я. — Девочка проголодалась, решили поискать еды. У нас нет оружия.

Это была правда.

Уходя с кладбища, я даже не подумал о том, чтобы прихватить ружьё. Не знаю, почему. Просто не подумал и всё.

И если б не Маша и Рамзес, я бы вообще не почесался: от группы вооруженных гопников я могу уйти десятком не слишком обременительных способов, включая подворотни, крыши