Жмурки 2 - Татьяна Зимина

Пацан молча и независимо устроился у самой двери, пододвинув к ней стул и положив автомат на колени.

Своими действиями он как-бы давал понять: автомат не для вас, ребята. Он для тех, кто снаружи.

Ахмед медленно, держа на виду руки, подошел к моему столу.

— Поговорим? — спросил он хрипло.

— Давай.

Я вдруг почувствовал дикую усталость.

Не физическую. Просто мозг словно защемили громадной прищепкой.

Нервное напряжение. Отвык всё время находиться «на щелчке».

Неожиданное появление старого врага включило спящие рефлексы, выбросило организм на другой уровень готовности. И когда это напряжение не нашло выхода — я начал сдуваться.

Сзади, за спиной, тихо звякала посуда, негромко переговаривались женские голоса, потом вновь зашумел чайник…

Ногой пододвинув стул, я опустился на него и положил руки на стол.

Ахмед поступил также.

Его калаш, воронёный, отливающий свежей смазкой, лежал на соседнем столике — рукой не дотянуться. Но если сделать рывок…

Словно читая мои мысли, Рамзес грузно переместился на полметра левее.

Ну вот. Теперь до автомата не дотянуться, если не хочешь оказаться без руки…

— Я хочу, чтобы ты мне доверял, Стрелец, — проговорил Ахмед.

Я невольно улыбнулся.

Самый хитроумный террорист современности.

Человек, на которого охотились Моссад, ГРУ, другие разведки различных мировых держав — каждая из них искренне убеждена в том, что ей удалось отправить его на тот свет.

— Тогда скажи, почему тебя зовут Седьмой Ахмед?

Он тоже улыбнулся. А потом сказал, прищурив глаза и раздувая крылья хищного носа:

— Спроси меня об этом семь раз.

Я кивнул. Что ж, каков вопрос, таков и ответ.

— И что ты делаешь здесь, в Любани?

— Пытаюсь выжить, — он слегка пожал плечами.

Ахмед изменился.

Я помнил его сухощавым, с горящим взором, с носом, делящим мир на две части — на тот свет, и на этот.

Голову он тогда брил, оставляя бороду по законам шариата.

Теперь всё было наоборот: чёрные, чуть волнистые волосы зачёсаны назад, в них мелькают седые нити, но не портят, а придают особого шарма.

Лицо чистое, ни бороды, ни усов… Какое-то даже интеллигентное, с налётом хорошего образования.

Щеки уже не такие впалые, как раньше, под толстым вязаным свитером угадывается небольшой животик.

— Ты залёг на дно, — сказал я, снова и снова исследуя его внешность взглядом — настойчиво, даже, я бы сказал, невоспитанно. — После нашей встречи в том клубе, ты решил уехать из Питера, осел в Любани — хороший выбор, я бы ни за что не стал здесь искать. Встретил женщину, — глазами я указал себе за спину, за прилавок. — И уже успокоился, остепенился… Но тут случилось… — я чуть пошевелил пальцами, не отрывая ладони от стола. — Вот это.

— Ты почти угадал, Стрелец, — взгляд его был спокойным и чуть насмешливым. — Но я не залёг не дно. Я обрёл мир, — он сделал паузу.

К столику подошла девушка с кошачьими глазами, поставила поднос, сняла с него чай в подстаканниках, вазочку с кусковым сахаром, тарелку с блинами…

Я понял, о чём он говорит.

То, как Ахмед смотрел на девушку. Да и не на девушку вовсе. На женщину — лет сорока, при внимательном взгляде. Короткие лучики морщинок в уголках глаз, крепкие натруженные руки… Она выглядела моложе из-за субтильного телосложения и короткой стрижки.

Улыбнувшись Ахмеду, женщина удалилась.

Тот подвинул к себе подстаканник, сделал глоток обжигающего чая… Я сглотнул.

Признаться, не чаю мне сейчас хотелось. После всех треволнений, после стрельбы, после гри-гри…

А термос я, как всегда, забыл дома.

— Я обрёл мир благодаря тебе, Стрелец. И я за это благодарен. Всё хотел вернуться в город, отыскать тебя — чтобы отплатить. Но случилось так, что это ты нашел меня. Опять. Судьба, судьба. След скорпиона на песке…

Челюсть у меня не отвисла, лишь потому что я крепко сжал зубы, до хруста, до судорог в мышцах.

Чего угодно я ожидал от Седьмого Ахмеда. Предложения перемирия — в свете сложившихся обстоятельств; предложения просто разойтись в стороны — ты меня не видел, и я тебя не видел…

— Но причём тут я? — глупый вопрос, совершенно непрофессиональный.

Но иногда стоит перестать быть профессионалом и побыть просто человеком — вот как сейчас Седьмой Ахмед.

И убедили меня вовсе не его слова — он артист, может сыграть что угодно. Убедил взгляд, который он бросил на свою женщину. Ахмед думал, что я не вижу, и позволил себе проявить чувства.

— Та встреча в Питере перевернула мою жизнь, — повторил Ахмед.

— Но ты же работал на…

— Я думал, что меня нанял самый обычный террорист, — иронично, да? Слышать этот термин из уст Ахмеда. — Что мы немножко попугаем богатенькую публику, та тряхнет мошной… Ну, ты понимаешь, — во время паузы он вновь отхлебнул чаю. Я сделал то же самое: надо было промочить горло. — Но когда я понял, что там происходит на самом деле, — замолчав, Ахмед сжал губы в тонкую линию. Я тоже молчал. Рамзес шумно чесался рядом. Маша что-то взахлёб рассказывала подружке Ахмеда. — Религия — это чушь, — неожиданно сказал он. — Долгое время я верил, что Он — тычок пальцем в потолок — смотрит на нас с высокого неба. Смотрит, оценивает. Помогает или наказывает. Я читал Книгу и думал, что поступаю правильно. Но то, что тот колдун делал с людьми… Он обращался с ними как с пешками, как с бездушными предметами. И Он — ещё один тычок в потолок — ничего не сделал. Не остановил, не прекратил. Прекратили обычные люди — ты и твои друзья. Я знаю, я говорил с Хафизуллой. И вдруг, неожиданно, я понял: даже если Он есть, даже если Он смотрит — ему всё равно. Все наши битвы за то, что кто-то обращается к Богу на одном языке, а кто-то — на другом, не стоят и пустой скорлупы ореха.

— Ты стал неверующим, Ахмед? — едва разжимая губы, спросил я.

Спорить о Боге с религиозным фанатиком и террористом — так себе занятие. Но что ещё остаётся?

— Скорее, я ПЕРЕСМОТРЕЛ своё к Нему отношение, — спокойно ответил