Жмурки 2 - Татьяна Зимина

Вервольфы, отдав нам свои куртки и шлемы, вышли из автобуса и растворились в толпе себе подобных, мы даже не заметили к кому они подсели.

Нам же достались два байка — не самых топовых, но и не затрапезных, стая Гордея на таких не катается.

Лавируя в неподвижном стаде машин, байкеры съехались к КПП, где предводитель — я не видел лица, лишь седые, перевязанные шнурками с перьями и бусинами косицы из-под шлема…

Так вот, предводитель вервольфов отдал капитану подорожную, одну на всех, и нас пропустили.

Доведя до МКАДа, вервольфы дружно отдали салют и растворились в вихре развязки.

Мы остались одни.

Клуб «Вяленый баклажан» — именно эти координаты указала Маша — встретил запертыми дверьми.

Никого не было вокруг приземистого, ушедшего в землю лабаза, бывшего склада или хранилища, которое Владимир в незапамятные времена выкупил и переделал в место сборища неприкаянных подростков, непризнанных, вытесненных на обочину жизни, маргинальных талантов.

— Заперто, — Алекс подёргал металлическую ручку, потряс дверь — что ожидаемо не принесло никаких плодов. — Странно.

Он имел в виду, что Маша не могла ошибаться.

— Может, надо подождать? — шеф поднял одну бровь. — Клуб открывается вечером, — пояснил я, нагибаясь и пытаясь заглянуть в расположенное у самой земли окошко. Но то ли оно было слишком грязное, то ли специально замазано изнутри серой унылой краской… — Вечером соберётся обычная публика, может, кто-то что-то знает.

— Слишком долго ждать, — отрезал шеф. — А Володенька, может, страдает.

Я с трудом мог себе представить монументального Владимира страдающим. С молотом наперевес…

Но Алекса я понимаю: когда МНЕ кажется, что с ним что-то случилось, я места себе не нахожу.

— Тогда можно навестить князя Неясыть, — мне не хотелось этого говорить. А уж делать — и подавно. Столичные стригои не оставили по себе радужных воспоминаний.

— Оставим это на крайний случай, — Алекс тоже не испытывал к князю братских чувств. Уж слишком настойчиво тот зазывал меня остаться, дабы принять бразды правления над московскими умертвиями… — Ладно, пошли отсюда. Точнее, поехали.

— Подождите.

Я всё же уловил сердцебиение. Одно. В смысле, там, в клубе, всё-таки оставался один человек.

Алекс вновь рванул ручку двери. Та загрохотала, задребезжала, и… всё.

— Позвольте мне, шеф, — я вежливо оттеснил Алекса и сам взялся за ручку.

Замок сломался за пару секунд, но что-то там было ещё, какой-то засов, что ли…

Я напрягся. Потянул дверь на себя. Старое рассохшееся дерево жалобно застонало, но выдержало. Дуб. Покрытый бесчисленными слоями краски, за годы под солнцем, ветром и дождём он окаменел, думаю, он даже гореть не будет.

А потом я стукнул себя по лбу и выругался — про себя, чтобы не травмировать нежные уши шефа.

И сложил мудру — так, как учила Настасья.

Дверь моментально распахнулась и стало видно, что ручки, с внутренней стороны, стягивал прочный велосипедный замок.

Теперь он лопнул — половинки валялись на ступеньках пыльной серой лестницы.

Изнутри шел слабый запах сивухи и могучий раскатистый храп.

Я его и раньше слышал — через дверь. Просто не мог вычислить этиологии звука, думал: где-то неподалёку работает двигатель.

Спустившись в обширный подвал, мы с шефом замерли в немом восхищении.

— Вот это размах, — нарушил молчание я.

— О поле, поле, кто тебя усеял мёртвыми костями…

Я покосился на Алекса.

Раньше я его на самоцитировании не ловил. Впрочем, в данном случае, сказанное было более чем уместно.

Нет, мёртвых костей — в буквальном смысле — не наблюдалось.

Но за то, что в помещении была драка — и не шуточная — говорило всё: перевёрнутая мебель, разбитые плафоны ламп, усеянный вырванными с корнем, поломанными и покорёженными трофеями бетонный пол. И самое впечатляющее: бетонные же, зияющие свежими дырами стены.

Я мог представить себе один инструмент, способный нанести разрушения такого масштаба.

Но почему он сделал это в собственном клубе?..

Среди всего этого мы не сразу заметили источник храпа.

Он возлежал на единственном уцелевшем бильярдном столе, под единственной мерно раскачивающейся, дающей неверные отсветы и блики лампой, и крепко спал.

— Рота подъём! — гаркнул Алекс самым настоящим сержантским басом.

Даже я подскочил, хотя и не спал.

Чумарь взвился в воздух, словно его подбросило взрывом. Треснулся головой о лампу — круглый плафон наконец лопнул, и та погасла. Упал назад, на стол — спиной прямо на угол с сеткой, я даже поморщился от сочувствия.

И наконец воздвигся на неверно стоящие ноги, потирая спину и щурясь в полумраке, стараясь разглядеть, что его потревожило.

— А, это вы, — наконец Чумарь нас узнал. — Явились, незапылились, не прошло и года.

Мы оторопели.

— Позвольте, юноша. Мы приехали, как только почувствовали, что у вас что-то не так.

— У нас всё не так, — был он в одних джинсах, босой, и казалось, что татуировки, чёрные в полумраке, ожили и ползают по его голому торсу. Как сороконожки. — И довольно давно. С тех самых пор, как…

Махнув рукой, Чумарь выудил из угловой сетки, в которую закатывают шары, бутыль с водкой, и приложился к горлышку. Надолго.

Тощий кадык, прикрытый чёрным «двуглавым орлом», прыгал вверх-вниз, бутылка пугающе быстро мелела.

— Где Володя? — нетерпеливо спросил Алекс.

Обычно его быстро утомляют выкрутасы молодёжи, я удивляюсь, как он ещё не сорвался…

Чумарь, не отрываясь от бутылки, неопределённо махнул куда-то вверх.

Я вспомнил, что в клубе был второй этаж — так называемая антресоль. Там располагались подсобные службы, склад и кабинет самого Владимира.

Алекс уже взлетел по лестнице, а я разрывался: казалось неправильным оставлять этого горе-алкаша одного. А впрочем… Я принюхался.

Водкой не пахло — из бутылки не пахло. Да, в воздухе стояло отчётливое амбре, но Чумарь пил обычную воду.

Тогда я рванул за шефом.

К человеку, способному высадить за один присест литр воды, не обязательно проявлять сострадание — сам справится.

Ворвавшись в кабинет Владимира, я замер.

Алекс тоже стоял не двигаясь — словно под прицелом.

Но в кабинете, кроме нас, никого не было.

Только молот.

Он лежал — или стоял?.. — на специальной бетонной подставке, рукоятью вверх, и кажется, наблюдал за нами, хмурым настороженным взглядом.

Вид молота добил нас с