Жмурки 2 - Татьяна Зимина

«малолетняя милиция», народное ополчение, стала рассылать разнарядки. А сама засела по кабакам и клубам, просто отслеживая выполнение директив.

— То есть, милиция хотела отжать «Вяленый баклажан», а ты им не позволил, — подвёл я итог. — И к тому же, не выполнил «разнарядку».

— Выходит, так.

Мы подошли к булочной. Внутри толпился народ: сквозь витринные окна были видны небольшая очередь и продавцы в белых пухлых колпаках и халатах.

Пахло французскими батонами и печёной курицей.

У меня в животе забурчало. Не помню, когда я в последний раз ел… Кажется, когда прощался с Суламифью.

Вероятно, мой разум, в преддверии безгемоглобиновой диеты, решил перестроить желудок на переработку животного белка иного происхождения.

Внутри мы, по понятным причинам, ни о чём говорить не могли.

Отстояв очередь, Чумарь приобрёл несколько больших круглых пирогов, герметичную банку с варёными пельменями, банку сметаны к ним, и бросив на меня вопросительный взгляд — большой шоколадный торт…

С замиранием сердца отдал я симпатичной продавщице карту…

Ну слава Богу. Не такие уж атомные в Москве цены.

— А за что арестовали Владимира? — спросил я, когда мы, нагруженные свёртками, вышли из булочной.

— Вот те крест, не знаю, — Чумарь поёжился. — Учитывая, что дядя Вова на короткой ноге почти со всеми двусущими… Да его крёстным почти на каждый помёт зовут! — он неловко пожал плечами. Бумажный пакет в руках вкусно и обещающе захрустел. — А кроме того, ведь его отпустили! — рэпер приободрился. — Стало быть, дядя Вова всё уладил.

Мы уже подходили к клубу, когда путь нам заступили трое подростков.

Вервольфы.

Крупные, бройлерные, и если б это не было насилием не только над языком, но и над физиологией, я бы сказал: кровь с молоком.

В дутых куртках с красными повязками на рукавах. С повязок смотрела одинаково оскаленная волчья голова.

Вспомнился учебник истории. В нём рассказывалось, что опричники Малюты Скуратова тоже имели отличительным знаком волчью голову. Отрубленную у живого зверя и прибитую к седлу…

— Чего надо? — ту же окрысился Чумарь.

Зря он так. С подростками лучше говорить строго, но вежливо.

— Тебя, — ответил средний. Рыжие кудри из-под шапки, нос картошкой и румянец во всю щеку. Вервольфа в нём выдавал лишь острый мускусный запах да необычная желтая радужка глаз. — Вожак с тобой перетереть хочет.

— Не об чём нам с вами тереть, — упёрся Чумарь.

И я его понимаю: от пирогов исходил такой аромат, что я едва успевал сглатывать. Хотелось поскорее в тепло, и чтобы стакан сладкого чаю с пирогом…

— А тебя никто не спрашивает, — крайний левый схватил Чумаря за локоть и потащил к себе.

Конечно же, парнишка тут же получил по уху — а чего он ожидал?

Окружив Чумаря, щенки принялись скалить зубы и рычать. Тот лишь рассмеялся. Перебросил пакеты с едой мне и встал в классическую стойку: кулаки перед лицом, локти защищают торс…

— Нуте-ка, кто первый? — спросил он и нагло сплюнул. Не в снег, а прямо на ботинок «центрального нападающего».

Набросились волчата всем скопом. Не слишком умело, зато азартно и весело — им казалось, что Чумарь — один против троих — это лёгкая добыча, разминка на морозе, чтобы кровь не застаивалась.

Я почувствовал себя глупо.

Чумарь возился с щенятами — кидал он их профессионально, не калеча, но причиняя максимум неудобств, а я, как дурак, стоял столбом, нагруженный пакетами и сумками.

Помогать рэперу необходимости не было — он прекрасно справлялся сам.

Но и уйти в клуб казалось неправильным…

Лучше бы я ушел.

Но дурацкое благородство взяло верх над здравым смыслом, и я остался.

В какой-то момент один из волчат, сбитый с ног подсечкой Чумаря, подкатился мне под ноги, я не удержал равновесие на скользком льду…

Очки полетели в одну сторону, кепка Реал-Мадрид в другую, а над тротуаром понёсся визгливый вой волчонка: СТРИГО-О-ОЙ! Мертвяки наших бьют!..

Откуда-то сбоку донёсся набегающий топот, потом послышался такой звук, словно кто-то рядом громко срыгнул, и на меня бросился волк.

Он прыгнул с навесом, придавив меня к земле передними лапами, в лицо пахнуло свернувшейся кровью, этот запах пробудил мои с таким трудом сдерживаемые инстинкты.

Один Бог знает, как мне удалось удержаться, и не вонзить клыки ему в шею.

Помните, я говорил? Хищник имеет право на всю добычу, которую найдёт…

Размахнувшись, я сбил его с себя кулаком. Забыл, что в кулаке зажаты лямки от сумки с пирогами, коробки открылись, волчонка осыпало печеной курицей вперемешку с грибами.

— Ах ты мразь! — Чумарь учуял запах съедобного баллистического снаряда. — На святое покусился!

Смешались в кучу волки, люди, под залпы вражеских орудий… Что значит русский бой удалый, наш рукопашный бой.

Такой импровизации Алекс, конечно, мне не простит. Но иначе и передать всего нельзя.

Вой, визг, молодецкие маты Чумаря, сладкий запах шоколада… эх, всю жизнь мечтал засадить кому-нибудь по мордасам шоколадным тортом!

Вой сирены вклинился в мозг постепенно, как скальпель, осторожно нащупывающий опухоль.

Я остановился. Чумарь тоже.

Волчата должны были услышать сирены раньше — у них слух лучше. Но в пылу сражения они его пропустили, и теперь — и те, что перекинулись, и те, что не успели — в буквальном смысле поджали хвосты…

Глаза желтые, взгляды дикие — при всём желании за людей их принять не получится.

— Что будем делать, старшой? — было их уже семь душ. И смотрели они на вожака, того самого, с золотыми кудрями и наглой толстой мордой…

Глава 11

Вожак, в свою очередь, посмотрел на нас. Не знаю, почему.

Во взгляде его читались немой вопрос и детская неуверенность.

— А ну, лапы в руки, и айда за мной, — решительно скомандовал Чумарь.

И побежал к двери в клуб…

Двое «милиционеров» так и бежали на четырёх, не успели перекинуться.

И это к лучшему: голые мужики на декабрьском морозе могли вызвать ненужную ажитацию.

На тротуаре после нас остался полный свинарник: разбросанные пельмени, желтые, как летнее солнце, ломти пирогов и коричневые потёки шоколадного торта.

На угощение тут же налетели предприимчивые московские голуби, среди них сновали наглые воробьи…

Чумарь, оглянувшись, только вздохнул.

А я никак не мог справиться с клыками: лезли изо рта, хоть вырывай. Драка,