Жмурки 2 - Татьяна Зимина

молодой мускусный запах волчат, остатки шоколада на руках… Когда мы дробной рысцой подбежали к клубу, сирена наконец взвизгнула в последний раз и смолкла: полиция добралась до места.

А ведь их кто-то вызвал. Какой-то доброхот позвонил в ближайшее отделение и дал наводку — пресеките, мол, безобразие.

Это мог быть кто угодно: например, бдительная и охочая до порядка бабулька из ближайшего дома.

Отперев дверь, Чумарь жестами прогнал мимо себя пятерых двуногих и двух четвероногих волчат, заскочил сам и втянул за рукав меня.

В щель двери я успел заметить, как к «Вяленому Баклажану» направляется представитель закона и порядка, в зимней шинели, крепких яловых сапогах и смушковой шапке.

— Дядя Вова! — Чумарь ссыпался вниз, пересёк зал и бросился к кабинету. Рванул дверь, постоял пару секунд на пороге и медленно, ссутулив плечи, поплёлся назад.

К тому времени, как он добрался до нас, во входную дверь уверенно и властно стучали.

Чёрт. Признаться, я рассчитывал, что с властями поговорят господа дознаватели.

Например Алекс. Выйдет вальяжно, мазнёт какими-нибудь корочками в солидном кожаном переплёте… На полицейских средней руки это действует превосходно.

В дверь стучали уже каблуком. Металлическое полотно её содрогалось, из щелей сыпался сухой бетон.

Я посмотрел на рэпера. В конце концов, он здесь хозяин…

— А они там… — Чумарь с затаённой завистью щелкнул себя по горлу. Комментарии были излишни.

Господа дознаватели решили нас не ждать — закуска, как известно, градус крадёт.

— Я разберусь.

Рэпер с волчатами уставились на меня с явным недоумением.

Лишь парочка четвероногих, улегшись на бетонный пол, равнодушно выгрызала намёрзшие в лапах ледышки…

Отвернувшись, я сложил мудру, а потом откинул засов и распахнул дверь во всю ширь.

Ничего особенного я придумать не успел. Просто вспомнил, как некоторое время назад таким же манером задурил голову парнишке на дороге.

— Да-да?..

Через три минуты мордатый сержант, получив исчерпывающие доказательства непричастности к драке старушки — божий одуванчик, потомственной собирательницы стеклотары, похрустывая сапогами по свежевыпавшему снежку, удалился.

— Ну ты блин даёшь, — меня в очередной раз стукнули по спине.

— А чо ты сразу не базарил, чо ты — маг? — ещё один смачный удар.

Хорошо, что я мёртвый. Был бы живой — все почки бы отбили.

— Круто, мужик, уважуха и всё такое.

Словом, мы подружились.

Простодушные волчата даже извинились за нападение — и за последнее, и за предыдущее.

— Мы ж не в курсе были, чо вы такие чоткие пацаны — объяснил мотивацию златокудрый главарь.

По его мнению, этого было достаточно.

Потом они смущенно засобирались — посмотрев на часы и осознав, сколько потратили времени на разборки.

Но перед уходом главарь — другие уже были на улице, нетерпеливо топчась в снегу — обернулся и громко шмыгнув носом и пламенея ушами, произнёс:

— Облава сегодня. В метро. Между ВДНХ и Ботаническим два состава уже пропало.

— Как… пропало? — севшим голосом спросил Чумарь.

— А вот так, — волчонок щелкнул пальцами. А потом опять шмыгнул носом. Из ноздри его показалась капля крови, я до судорог стиснул челюсти. — Вагоны на станцию приходят пустые. Всё на месте — сумки, телефоны… Только людей нет. Совет Стаи организовал облаву. Зайдём с обоих концов и двинемся навстречу, с ружьями. эх, постреляем!.. Что найдём — то наше. Да! Мы утром зачем приходили?.. Вас с нами позвать.

И шмыгнув на прощанье — сломали ему нос, что ли? — вышел в сумерки.

Зимой в Москве темнеет рано.

Чумарь рванул следом, высунул голову:

— Во сколько сбор-то?

— В семь, — донеслось с улицы. — Ветку закрыли. Так что внизу никого…

А я уже представлял себе картину:

Чёрный провал туннеля. Темно — только под потолком вереницей вспыхивают и гаснут проблесковые маячки.

Под ногами — рельсы.

И вот в этот туннель, с обеих концов, входит вооруженная до зубов толпа…

Шансы на то, что кто-то сорвётся и примется стрелять по своим, я даже просчитывать не буду.

Стопроцентов — как говорит одна умная девочка.

— Мы должны там быть, — сказал Чумарь.

Я просто кивнул: перед тем, как пускать туда волков, хорошо бы выяснить, ПОЧЕМУ пропадают люди…

— Тогда лучше прямо щас, — засуетился рэпер.

А я посмотрел через зал и вверх, на дверь кабинета, за которой предавались уютному пьянству дознаватели.

Был, был соблазн просто уйти — с Чумарём, не ставя их даже в известность.

Спуститься в метро, совершить молчаливый подвиг и скромно вернуться домой — до того, как господа успеют протрезветь.

Остановила меня такая мысль: если я это сделаю, и Алекс потом узнает — а он узнает — между нами всё будет кончено.

Шеф прогонит меня взашей.

Как потом оказалось, именно эта мысль спасла мою никчёмную не-жизнь и вообще уберегла человечество от многих бед.

Когда мы вышли из «Вяленого Баклажана» — вчетвером, одетые и экипированные для ночной экскурсии — было уже около пяти.

Поесть мы так и не успели…

Когда Чумарь, в красках и лицах, описал хмельным дознавателям эпическую битву с милицией, закончившуюся массовым братанием и приглашением на семейный пикничок в метро, те могучим усилием воли протрезвели, и тут же приказали собираться.

Чайка Владимира по зимнему времени обзавелась парусиновым верхом. От холода он не спасал, но хотя бы защищал от ветра, что давало возможность обсудить планы, пока мы мчались, минуя перекрёстки, к ВДНХ.

Владимир всё же настоял на том, чтобы связаться с предводителем Стаи — во избежание. «Наверху» согласились отложить облаву на один час…

— Облава не поможет, — категорично заявил шеф. — Только друг друга перестреляют.

Алекс высказал мои тревоги: кто бы не затаился в туннелях метро, он должен обладать способностью проникать в движущийся на высокой скорости поезд — то есть, герметично запертые металлические коробки вагонов — и как-то делать так, чтобы люди испарились… оставив вещи там, где их потом обнаружили другие пассажиры.

И вновь перед глазами картина: состав подходит к перрону, двери открываются. Скопившиеся в ожидании поезда входят внутрь…

На сиденьях лежат сумки. Трепыхаются от сквозняка брошенные на спинки куртки, как попало валяются зонтики, детские игрушки, дорогие телефоны…

Я бы на таком поезде не поехал.

Мария-Целеста.

Корабль, со всем его содержимым — канатами, якорями,