Похоронное бюро «Хэйзел и Смит». Египетский переполох - Мария Сергеевна Руднева

невозможно! А вот объяснить, как доработать уже имеющийся… На наше счастье, мне удалось найти каменщика, который совсем недавно приобрел один такой саркофаг на небольшом подпольном аукционе. В ужасном состоянии, конечно, почти за бесценок… Зато доводил его до ума он его совсем не за просто так, мне надо было поднимать цену…

Мне стало его жалко.

Валентайн был похож на печального тауэрского ворона, попавшего под дождь. Распущенные волосы уныло лежали на плечах, выразительный нос казался еще острее, а под покрасневшими глазами залегли темные круги.

Я вспомнил о мягкой постели с теплой грелкой и почувствовал укол совести.

– Вы хотя бы спали сегодня? – спросил я.

– Разве что в этом саркофаге, – буркнул Валентайн. – Стриксону надо было проверить, влезает ли в этот чертов египетский камень живой человек. Вообще-то я намного выше миссис Джефферсон, но Стриксона это не смутило. Это чудовище издевалось надо мной целую ночь!

– Стриксон?..

– Энди Стриксон. Каменщик от бога, но характер… – Валентайн закатил глаза. – В основном он делает памятники и надгробные плиты, но спасибо ему большое за тягу к экспериментам.

– Его тоже поразила египтомания? – поинтересовался я.

Валентайн мотнул головой.

– Скорее, его поразило то, как головы приличных вроде людей поразила эта болезнь, – хмыкнул он. – Потому и заинтересовался саркофагом – изучал камень, из которого он сделан. «Может, там какая-то особая плесень, воздействующая на мозги!» – вот что он мне сказал!

– Ни капли не удивлюсь. Кстати… – Я пересказал вчерашний разговор с мистером Блэком.

Валентайн потер подбородок.

– Может ли это быть связано? Определенно. У меня что-то вертится в голове. Что-то, что я упускаю. Давайте понаблюдаем, Дориан.

Я кивнул.

Мне хотелось рассказать о том, что я что-то вспомнил, но мне показалось это глупым. Я же не мог сказать, что конкретно ухватил мой разум, только какая-то мелочь, подобная камешку в ботинке, тревожащая мое подсознание.

Я отвернулся, решив, что пока не стоит поднимать эту тему, и услышал стук дверного молоточка.

– Элис! – воскликнул я, открывая дверь.

– Дориан, Дориан, прекрасное вы создание, а где старый лис? Он сказал, что тела вам уже доставили! – Потирая руки в кипенно-белых перчатках, Элис ван Доффер зашел в контору.

Наш танатопрактик был голландцем, художником в душе и обожал свою работу. Его энтузиазм, признаться, пугал меня, но он был лучшим в своем деле.

Тем более сегодня он в кои-то веки явился досаждать не мне.

– Валентайн! – Восторгу в его голосе не было предела. – Неужели тебе так понравилось лежать в гробу, что ты решил снова туда отправиться? Ты прекрасно выглядишь, настолько нездоровый вид даже не требует моего вмешательства, разве что… Как насчет того, чтобы оттенить твой взгляд, достойный кисти Уотерхауса, новейшими свинцовыми белилами?

– Ты добавил туда мышьяк? – угрюмо спросил Валентайн, отходя от ван Доффера на несколько шагов.

– Попроси – и я добавлю мышьяк в твой чай, он крайне улучшает внешний вид! – Танатопрактик догнал его в два шага и обнял за плечи. – Уверяю тебя, ты великолепно будешь смотреться на моем столе. Правда, Дориан?

Я торжествовал. В кои-то веки ван Доффер намеревался уложить в гроб не меня!

– У нас как раз есть новенький каменный саркофаг, – злорадно подсказал я.

– У меня туда ноги не помещаются, – простонал Валентайн. – Лучше сразу отрежьте мне голову, умоляю вас. Доффер, тела в могильнике, сразу два. Умерли от лихорадки, ничего особенного, выглядят, к сожалению, весьма прилично. Но женщина просит накрасить ее под египетскую царицу. Развлекайся, дорогой.

Ван Доффер снова потер руки и поспешил в могильник.

– Нам придется разделиться. – Валентайн отставил чашку на стол и, болезненно морщась, потер лоб. – Я займусь Джефферсонами, а вам оставляю торжественную процессию для мистера Эдвардса.

Я кивнул.

Мы разделялись далеко не в первый раз – в день часто случалось по несколько похорон, и это требовало от нас полной отдачи процессу. Но почему-то именно сейчас мне не нравилось, что мы будем в одиночестве.

– Не беспокойтесь. – Словно угадав мою тревогу, Валентайн коснулся рукой моего плеча. – Я уверен, что все пройдет гладко. И призраки, и их живые скорбящие были довольно конкретны в своих желаниях. А исполнения желаний клиентов – наша сильная сторона.

Валентайн был прав. Пышная траурная церемония, устроенная для мистера Эдвардса, прошла без проблем. Как и было обещано, мы выполнили все по высшему разряду. Восхитительные черные кони в бархатных попонах и перьевых плюмажах собирали все внимание уличных зевак. Отовсюду раздавались вопросы репортеров. Всем было интересно, какую важную персону хоронят с такой помпой.

Рональд Эдвардс щедро сыпал ответами налево и направо – даже если его не спрашивали. Он стремился распространить новость о кончине своего дорогого дядюшки по всей Британии и как можно скорее. На безутешную вдову он время от времени бросал косые злые взгляды, заметные только мне – ведь я знал, куда смотреть.

Содрогаясь от рыданий плакальщиков, наша процессия прошествовала к фамильному склепу Эдвардсов, оставляя за собой душный амбровый траурный след. Постепенно за нами выстраивалась толпа зевак и репортеров, и мне оставалось лишь надеяться, что для них я останусь в тени.

Мне не хотелось привлекать лишнего внимания. Я наблюдал.

Я не сразу заметил, но у каждого сопровождающего гроб человека на лацкане сюртука была приколота брошь в виде того самого символа, что ранее мы видели у призраков и мистера Джефферсона – круглый крюк на длинной ножке. Зловеще отбрасывая металлические отблески, они блестели повсюду.

Кроме одежды миссис Эдвард.

Она, прямая, бесконечно-несчастная, ехала рядом с гробом и промакивала глаза муаровым платком. Наши партнеры из ателье пошили для нее строгое черное платье из шелка и бомбазина, демонстрирующее, что ничто земное не может отвлечь ее от скорби по безвременно ушедшему мужу.

Сэр Уильям парил в воздухе, наблюдая за процессией, и посмеивался. Кажется, происходящее доставляло ему немало радости. Я вновь вспомнил странное заблуждение о том, что ждет его впереди. Прижав ладонь к груди, я искренне пожелал его духу обрести покой.

Хуже участи призраков, запертых в смертном мире волей каких-то непреодолимых обстоятельств, была лишь участь призрака, обманутого в своем ожидании чего-то в посмертии. Чего-то, кроме растворения в небытии, по дороге в ад, рай, чистилище или – и я был склонен больше к этому печальному суждению – к абсолютной пустоте, в которой нет ни тепла, ни холода, ни памяти, ни чувств.

Иными словами, я, богохульный еретик, не верил в загробную жизнь ни в каком ее проявлении, сколько бы душеспасительных бесед викарий Майерс со мной ни проводил.

Когда процессия добралась до