Марргаст - Анна Чайка

Жить как прежде смаги не могли.

Через месяц, когда я выучил имена учителей и старших братьев, а также досконально изучил книги о наследии смагов, к лекциям добавились тренировки. На них я вновь встретил Лису и Велеса. Они попали в Братство чуть раньше меня, но уже успели покончить с книгами благодаря тому, что эти двое вроде бы имели предрасположенность к борьбе с шишигари. Везунчики.

Мы – два десятка разнополых рарогов – впервые стояли в освещенном факелами помещении. Было душно. Перед нами стояло с полсотни деревянных чурок, каждая выше любого из присутствующих. Верхушки оснований украшали лица, нарисованные на туго набитых стружкой мешках.

На жутко улыбавшихся столбах было надето по несколько железных ободков с закрепленными на них жердями и лезвиями разного количества и формы. Видимо, чтобы сделать врагов более самобытными, а сами тренировки – сложными.

Конструкция казалась одновременно пугающей и нелепой.

«Как они работают, где скрывается источник энергии?»

Старый смаг в рубашке с пустым рукавом на том месте, где должна была находиться правая рука, коротко обрисовал задачу. От нас ждали сущей мелочи: требовалось пройти через Лес Смерти.

Сквозь поле этих чучел.

– Мы покажем вам, что не каждый способен стать смагом, – добавил наставник загадочно.

Казалось бы, что сложного? Гибкость, терпение, и все получится. Но стоило парочке учеников приблизиться, как чурки ожили. А мы приступили к «прогулке».

Старые деревянные жерди крутились вдоль своей оси, желая больно врезаться в самое уязвимое место. Лес танцевал с нами танец смерти. Одному несчастному атакой напрочь срезало ухо. Мы почти сразу вывалились обратно, запыхавшиеся и напуганные. Однорукий наставник не торопился нас жалеть.

– Вы станете светом, пугающим тень, лишь тогда, когда пройдете этот путь до конца.

– Это невозможно! – возразил кто‐то.

– Тогда тебе не стоило и начинать. Дальше будет только хуже.

Он указал, как хрупкая Лиса скользит мимо крутящихся чурок, пока те скрипят в бессильной злобе. Она дошла до половины, но особо хитрый удар все же отбросил ее к стене. Девушка мгновенно вскочила на ноги, отряхнулась и, постаравшись не подать виду, что раздосадована неудачей, вернулась на место.

Наставник одобряюще потрепал девушку по плечу.

– Еще рано. Дух не усмирила. Потерпи, – произнеся это, он направился к крайним столбам. Мы затаили дыхание. Однорукий смаг неспешно преодолел расстояние до ближайшей преграды и возложил единственную ладонь на гладкий ствол. Чудное сооружение не шелохнулось.

– Да ну…

– Это как же так?!

Я разделял негодование остальных, и не понимал, зачем нас пытаются обвести вокруг пальца, и пристально вглядывался в сочленения деревянного механизма, надеясь понять, где крылся секрет. Тут определенно была какая‐то уловка: рычаг или типа того.

Но внезапно случилось то же, что и при охоте на многоногую шишигари. От напряжения заболели глаза, а мир дрогнул и раскололся на фрагменты…

Обычное зрение показывало привычную картину. А вот внутренний взор открыл запрятанное внутри чурок свечение – крохотные точки в каждой из фигур Леса Смерти.

«Смаги смогли их запечатать…» – это открытие лишило дара речи. Смаги додумались использовать тени для своих целей и заперли остатки тварей в тренировочных механизмах!

Смаг, стоящий рядом, испускал слабое пульсирующее тепло. Оно достигало точек, и те съеживались. Что бы он там ни делал, шишигари явно не были в восторге.

Не только мне, но и другим новеньким приходилось нелегко. Кодекс Братства Тишины запрещал своеволие и требовал полностью раствориться в общей цели. Конечно, из нас не пытались слепить безликих существ, которым были неведомы желания. Просто требовалось максимально усмирить плоть. А это, скажу я, не самая простая задача.

Много времени мы проводили, застывая на месте. Старшие считали, что так легче получалось услышать голос своих пороков. В свободные часы нас выводили наружу под присмотром какого‐нибудь наставника и заставляли обтираться снегом; потом уводили к окраине, где мы долго бегали. Рароги учились бороться друг с другом. Выходить в город по своей воле до окончания обучения запрещалось.

Пару раз меня пытались задирать. Каждая из попыток заканчивалась провалом. После трехрогого чудища люди не особо‐то и пугали. Правда, старших моя «нелюдимость» беспокоила, словно проблема была именно в ней, а не в отношении остальных учеников.

Большинство рарогов-мужчин старательно избегали того, кто уничтожил целую деревню. А малое количество обучавшихся здесь женщин давно образовали отдельную шайку, отгородившись от остальных учеников прочной завесой равнодушия.

Как‐то я попытался заговорить с Лисой, которую считал косвенной знакомой, а она напряженно замерла и, не повернувшись, предупредила:

– Еще хоть раз приблизишься, и я вырежу тебе кадык.

Вот тебе и единство смагов.

Слушать про священный долг давно приелось. От синяков, поставленных чурками, на теле живого места не было, сплошные ссадины и порезы. Мышцы ныли, налитые свинцовой тяжестью, и болела голова.

А ночью приходили сны, которым не было конца. В них багровая тварь пожирала детей, а я стоял, словно окаменевший, сжимая в руках серебряное зеркало и свиток Вахбагра Нозиза. Там мертвецы всегда оказывались рядом. И смеялись, смеялись, смеялись…

Иногда я слышал, как посреди ночи кто‐то из моих часто сменяющихся соседей плакал в подушку.

Люди легко ломаются. Стоит только вырвать их из привычной теплой почвы и лишить света.

К концу отсева рарогов осталось всего восемь. Нас собрали в особом месте – в покоях Верховного наставника Симеона.

Вот уж кто не отказывал себе в комфорте, так это он. Светлую благодаря зеркальным трубам комнату украшали картины, изображающие победы отважных смагов. Сбоку – огромная кровать, застеленная дорогими тканями, в центре стоял заваленный письменными принадлежностями стол. А рядом с ним разместилась статуя ястреба из цельного куска золотисто-черного янтаря, так и кричащая о богатстве владельца комнаты.

В этом обилии красок ветхий маленький человечек – мудрейший-из-смагов – смотрелся чужеродно, как фрагмент другой мозаики.

Говорили, что глаз этот смаг лишился в битве. Теперь его голову украшала расписная повязка, обязанная скрывать уродство. Он сидел на подушках, хрупкий, как веточник, и вокруг него будто бы распространялся покой.

Никакого волшебства, ничего подобного. Просто мы знали, кто находился перед нами и сколько он сделал за свой век.

– Не люблю высокопарные слова. В моей молодости люди знали, как хрупок мир и сколько камней заготовлено, дабы разбить его на мелкие осколки. Шишигари. Тени из золоченых чертогов Чернобога. Тьма. Это всего лишь прозвища. Следствие наших поступков – слабая рябь человечьих деяний на глади озера времени. – Симеон подкинул вверх ритуальный камень волхва и без усилий поймал его у самого пола.