Марргаст - Анна Чайка

Украдкой вынесли тело единственного погибшего. Я вспомнил: его прозвали Шиго. А как по-настоящему звучало его имя, никто не знал. Не любили здесь распространяться о прошлом.

Не повезло и Велесу. Попадись ему в пару кто другой, может, он и не смог бы занести кинжал. Другие ведь тоже хотели отомстить шишигари. Но для большинства ценность жизни товарища все же перевесила. И позор перевесила, и страх провести остаток отведенной жизни на побегушках у старших. Выходит, не зря из нас лепили безгрешных спасителей.

Когда я направился к выходу, дорогу перегородила Лиса. Сейчас ее глаза непривычно блестели от слез.

– Ты! Из-за тебя!.. Зачем только мы тебя подобрали? – Острые ноготки больно вцепились в плечо. – Уж лучше бы в той деревушке подох! Ты!.. Убогий!

От меня ее аккуратно отцепил… сам Велес. Его привели в чувство, подлатали, вытерли кровь и перевязали челюсть. Девушка прошептала под нос несколько проклятий и позволила себя увести. Щука, бесшумно возникнув за спиной, понимающе вздохнул.

– Ты не обижайся. У Лиски семью мавки перегрызли. Сирота она. После того как Братство подобрало девчонку, Велес стал ей единственным близким человеком.

Мы неспешно двинулись к лестнице.

– А я‐то тут при чем? Я не желал никому зла.

– Разве ж любовь разумна? Ты ему рожу разбил, победил, смысл жизни увел? Да тут любая женщина взъярится. А для этой парочки ты завсегда был первостепенным вражиной.

– Чего?! – не хватило слов, чтобы в полной мере выразить возмущение. – Когда же я успел им насолить?

– Радогоста вина, я так думаю. Очень уж он тебя хотел заполучить. У него на талантливых детишек прям нюх! А эти взяли и взревновали. Ради них‐то Радогост ничего не придумывал, слежек с проверками не устраивал. Кому понравится, что твой спаситель выделяет другого ученика?

«Занятно выходит», – призадумался я.

– Он их спас? Обоих?

– Ясен клен! Отыскал, спас и сюда привел. Жалко, конечно, что так вышло. Велес толковым парнем был. Резким, но толковым.

Щука закручинился и умолк, задумавшись о своем. Может, о том, как рассказать товарищу о результатах испытания. Будет ли Радогост расстроен? Или есть шанс, что он предвидел случившееся?

– И что теперь станет с Велесом? – спросил я для приличия. Судьба неумелого убийцы меня мало волновала.

– Дык тут останется. При Братстве. У нас лишних рук нет, – простодушно ответил Щука.

Я оторопел.

– Как же так? Он хотел меня зарезать!

– Ну а ты что предлагаешь, квас мне в глаз? Велес хоть и оступившийся, но все‐таки брат. Нельзя его гнать. Да и куда ему идти? В дом, которого больше нет? К врагу али в разбойники? Уйдет, так Братству от этого только вред будет. Нет уж, пускай здесь остается. Ваську Зуба тоже не прогнали, а он вон чего учудил. – Великан кивнул в сторону тела, укрытого белой тканью.

«Выходит, они настолько боятся за свои секреты, что готовы мириться со многим. Даже с убийством одного из братьев. Что ж, я и это запомню».

– Бесполезная проверка. Словно эта ваша Тьма не сумеет найти иной способ… – Тут я осознал всю глубину собственной глупости. Тоже мне жулик, взял и проглядел очевидное! – Но ведь можно было обойтись без жертв. Почему вы не вмешались сразу, как стало ясно, что испытание провалено? Ведь достаточно было выждать с минуту…

И я снова умолк, ощутив на себе тяжелый взгляд великана.

– Понимаешь, младший брат, – сказал он внушительно и тихо, крайне тихо для его комплекции. – У нас нехватка рук, помнишь? Тут я не солгал. Вот только те, кого легко умертвить после всех задачек и испытаний, нам вроде как тоже ни к чему.

Неприятный холодок скользнул вдоль позвоночника, зарывшись глубоко под кожу.

– Ясно, старший. Я понял.

Да. Понял.

«Для вас, безызвестных героев, веками сражающихся с Тьмой, слабость – грех пострашнее, чем гибкость души».

Не гибкость приводила к поражению в войнах. И не из-за нее лучшие из лучших бросали все, разочаровывась в привитых идеалах и заветах. Смаг должен видеть врага. Видеть в себе, видеть в друзьях и любимых. Ему нельзя отворачиваться, какой бы двойственной не казалась Истина.

Я действительно понимал, что хотел донести до нас Симеон.

Но принять его науку не мог.

«Пускай рароги, считавшие, что одна жизнь ничто пред будущими победами и сохранностью Славии, никогда не увидят свободы. И что с того? Они все равно оказались лучше, чем те, кто слепо верил вашим сказкам о справедливости».

Разумеется, я не сказал ничего из этого вслух.

Мы разошлись по комнатам. Спустя несколько часов бесцельного лежания на кровати я вступил в титул смага.

Вышло красиво. Традиция обязывала старшее поколение расстараться вовсю. На еду и украшения не пожалели денег. Правда, развлекались только новички, а наставники лишь снисходительно нас подбадривали. Обеденный зал украсили цветами, которые специально, вопреки погоде, вырастили лешие.

Несколько смагов негромко затянули мотив древней баллады.

Принесли вкуснейшие яства. Удалось даже на какое‐то время забыть про отвращение. Хоть и с трудом, но мы осилили каждое из выставленных на столах блюд: и рябчиков, и пироги с малиной, и пироги с вишней, и длиннорылого осетра со вспоротым брюхом, нутро которого набили хлебом и яблоками. Еще икру в серебряной рыбине, квас и медовуху. Последний в жизни многих пир, прощание со всеми страстями…

После окончания трапезы молодых смагов заставили произнести Клятву. Мы стояли перед остальными братьями, осоловелые от переедания, раненые, усталые, и скандировали вызубренные наизусть слова.

Обещали хранить верность Братству, отринуть былую жизнь и никогда не раскрывать непосвященным тайн невидимой стороны.

Потом настало время клеймения. Длинной металлической иглой, обмакнутой в баночку с чернилами, на шею смага наносилась извилистая «азес» – первая из букв алфавита. В комнате, светлой от тысяч свечей, стоящих вдоль стен, седая мастерица работала четко и быстро.

Твердая рука металась между оголенной кожей и подносом с инструментами с поразительной скоростью. Когда очередь дошла до меня, я заметно разнервничался. Я не любил иглы. И боль. И когда это объединяли с моей плотью.

Последним ритуалом стало вручение крохотных серег из золота – знака последнего сына Рода, необходимого для смерти-при-жизни и служившего доказательством того, что смаг всегда будет один.

Как оказалось, мне ничего не приготовили.

– Уж с тебя‐то хватит мертвого металла, – сухо улыбнулся Фес, намекнув на перстень, который не смог срезать с моего пальца некогда умелый кузнец, ныне подчиненный Братства. Тогда он сказал, что без ущерба руке избавиться от украшения не удастся. А теперь получалось, что эти старые лисы пытались зажать лишнюю монету.