Марргаст - Анна Чайка

Поднял перед закрытыми тканью глазами, будто рассматривая. – Или страшилка, предостерегающая от ошибок, если угодно. Люди страшнее, братья мои. Люди будут ненавидеть вас и презирать без причины. А искать спасения во Тьме… Вы почти прошли обучение. Осталось последнее. – Он остановился, выдержав паузу. – Вы были ранены в день своей печали. Теперь необходимо умереть.

Рароги зашептались, хотя это считалось ужасным непочтением. Симеон слишком уверенно для слепца поднялся с места и приблизился к напряженным ученикам. Впился в них взглядом отсутствующих глаз так, что каждого взяла оторопь.

– Живой не сможет побороть саму смерть. У вас не будет семьи, вы не продолжите Род и не обессмертите себя в потомках. Когда осознаете, что значит быть смагом, вы продолжите обучение.

Нас отпустили, но я замешкался, продолжив разглядывать картины на стенах. Одна спряталась в самом дальнем углу, занавешенная бархатом, как раз за ястребом, поставленным так, что сразу и не разберешь, что находилось за ним. Я отодвинул край ткани, позволив свету проникнуть внутрь.

Мне открылось изображение совсем молодого юноши с шапкой смоляных кудрей и пронзительными синими глазами. Он был хорош. Отталкивающая красота, какая по нраву дворянским девкам: томная, печальная, будто болезненная. В руках он крепко сжимал деревянный меч, похожий на узкую иглу с зазубриной на конце.

За какие такие заслуги его портрет спрятали от любопытных глаз?

– Величайший из братьев. Данко Бледный – удивительный талант, глубокий, пытливый ум. Он в одиночку мог выстоять в битве с сотней врагов.

Верховный наставник стоял за моей спиной. Оказалось, я задержался у рисунка дольше необходимого. Остальные рароги уже ушли.

– Почему вы его закрыли? – поинтересовался я прямо.

Симеон беззубо улыбнулся и коснулся рукой старого рисунка.

– Данко был лучшим среди братьев. Какая несправедливость! Впасть в гордыню в столь юном возрасте… К сожалению, подобная участь была неизбежна. Знаешь, что он говорил про шишигари?

– В ваших книгах про это нет ни слова.

– Ну конечно. Мы скрываем от молодежи, чем окончилось его служение. Ведь всем нужны достойные примеры, люди без промахов. Так вот, Данко часто говорил, что шишигари просто иные. Не Тьма или абсолютное зло, но нечто неподвластное простому пониманию. Порождения зеркальных земель. Думаю, шишигари восхищали Данко.

– Как это возможно? – Я не поверил ушам. Симеон пожал плечами.

– Великие люди полны странностей.

– Почему же вы тогда оставили его изображение?

– Смаг украшает эти стены в трех случаях: когда он умирает в неравной борьбе с великой Тьмой или когда растворяется в ней при жизни. Иначе никак. Другие умерли прежде, чем успели разочаровать Братство.

Трех? Но я решил не указывать на очевидную оговорку. Верховный наставник был стар, как высохший колодец. Что ж, выходило, что итогом для каждого из нас была смерть: физическая или духовная, но абсолютно неизбежная.

«Спасибо богам за щедрость!»

Перед отбоем ко мне внезапно постучался Мечеслав – юркий румяный парень на год младше. Многие из отсеянных рарогов вынуждены были переехать: кто начинал работать в лавке, добывая деньги для смагов, кто – помогать с готовкой на кухне. Из-за того, что большинство комнат опустели, Мечеслав захотел поселиться ко мне.

– Да ну его, этот покой, одному скучно. Думаю, чего медлить? Все равно вместе охотиться будем. Ты как думаешь?.. – Он широко улыбнулся.

А думать тут было не о чем. Комната пустует, чего за нее цепляться? Личных вещей смаги не держали, считая это делом пустым. Поэтому Мечеслав, считай, перебрался ко мне сразу, как закинул ноги на соседнюю кровать.

С того момента мы начали общаться, и понемногу напряжение среди учеников стало спадать. Нам больше нечего было делить, ведь каждый получал соразмерно заслугам.

– Как ты попал в смаги? – спросил я однажды соседа по комнате.

Он сразу же насупился.

«Черт, глупый вопрос. Никто не приходит сюда добровольно, у каждого за пазухой есть свои раны».

– У нас бабку конем задавили. Ну, мы и решили дом обидчиков проклясть, – все же решил открыться Мечеслав. – Кость висельника достали, кровью на нее покапали и тому коню в корм подкинули. Тот, конечно, издох. А затем вернулся! В смысле, к нам вернулся, сизый весь, без зубов. И главное, видел его только я. Говорю, лошадь дохлая в огороде, а родные лишь пальцами у висков крутят. Ну а потом мы все болеть начали. Сильно. В общем, пришлось смагов звать: они пришли и увели тварину. И меня заодно, раз я зрячий оказался.

– То есть никто в тебя не вселялся? – удивился я.

– Тут вроде не все так просто. Есть те, кому силой глаза открывают, а у некоторых взгляд с рождения такой.

– Допустим. Но разве это похоже на шишигари?

– Так оно ж не шишигарью было, – простецки усмехнулся сосед, удивившись моей недогадливости. – Так, морок… От злого деяния над невинной гадиной. Они разные, эти сущности.

Вскоре после этого разговора оставшихся рарогов собрали в скрытой части библиотеки, где умещались лишь пара столов и книжная полка с древними фолиантами, ради нового витка обучения.

Здесь хранили бесценный опыт сражений смагов прошлого. На ветхих страницах описывались тонкости выслеживания шишигари и определения тяжести ее внедрения в носителя. А редкие иллюстрации вполне могли напугать даже самого стойкого богатыря. Жуткие, богомерзкие твари из Нави, результаты их слияния с людьми… А ведь кто‐то сражался с ними. Сражался – и побеждал.

Мы с жадностью кинулись на новую подачку. Как сразить врага, заманить в ловушку, найти слабое место или особый подход – мы желали знать всё. И хотя правды стало больше, чувствовалось, что наставники по-прежнему не открыли нам всех карт.

Глава седьмая

Живь ощущает смятение. Видит она:

Злые падут, и будет окончена власть богов.

Народ Грязи останется один под Стопой.

Она не признает жизни. Все будет стерто.

Родись же, Человек, смени по праву рока

на троне Первого средь всех царей…

Последнее предсказание Наины Дурноустой

Пробуждение вышло болезненным.

Я поперхнулся стоном, вздрогнул и открыл глаза. Надо мной нависал наставник Фес. Я едва различал очертания жилистого смага. Лишь запах кислицы, которую тот любил жевать, выдавал, кто находился передо мной.

– Что‐то случилось, наставник? – спросил я, потерев зудящие веки. Похоже, на улицах Белого города стояла глубокая ночь.

– Одевайся, Иван. И иди за мной.

Он говорил тихо. Как мне показалось, слегка напуганно. Не понимая, кому требовалось увидеть недоучившегося рарога в столь ранний час, я все же послушно выполнял приказ. Возможно, они хотели что‐то уточнить. Или я, сам того не ведая, наконец добился титула смага? Было бы